Факультет:Слизерин,7 курс, Квиддич: Не царское это дело Статус: Истинная аристократка.
Пост N: 385
Зарегистрирован: 23.12.06
Отправлено: 13.11.08 22:56. Заголовок: Eva Blake, Значит, н..
Eva Blake, Значит, не плагиат. Нууу, тогда неинтересно выкладывать, там почти все мои работы, кроме нескольких припрятанных *маньячно-сверкающие глаза* Near, Моя популярность не столь велика, как тебе кажется)) Я посредственный писатель)
Беллатрикс Блек Ну... Посредственность - это сильно сказанно, вы выше посредственности, если конечно разбирать мини-фики, которые я только и видел, но, признаюсь, я был и остаюсь поклонником "слова" достопочтимой Геккон...
Факультет:Слизерин,7 курс, Квиддич: Не царское это дело Статус: Истинная аристократка.
Пост N: 386
Зарегистрирован: 23.12.06
Отправлено: 13.11.08 23:13. Заголовок: Название: The Second..
Название: The Second Chance [Второй шанс] Автор: Белла ака Принц ака Кито Бета: Joe Направленность: слэш Пейринг: ГП\ДМ, ГП\БЗ Рейтинг: NC-17 Жанр: романс, MPREG, ООС, AU Размер: миди Саммари: Есть ли у человека возможность все исправить, есть ли право на второй шанс? Статус: закончен Отказ от прав: Миссис Роулинг, официально признаюсь Вам, что не собираюсь присваивать Ваших героев [желания оказаться в суде не возникало и не возникает и по сей день], так же отказываюсь от прав на идею, идея принадлежит BellatrixBlack. Я могу только отвечать за то, что я осмелилась воплотить эту идею в том виде, который Вам предстанет. «А засим мое почтенье! Больше нечего желать» (с) Александр Гликберг [Саша Черный] «Развязное поздравление с Новым годом» Заявка [просьба]:
цитата:
Слышали, что по статистике каждая вторая женщина рожает не от мужа? люди побалуйте меня осенним фиком о потерянных возможностях и вероятно одного шанса все исправить: Гарри/Драко, Гарри/Блейз. Драко понял, что для него значит Поттер. Но поздно, Гарри вышел замуж за Блейза будучи уже беременным.
От автора: 13 глава - окончание для тех, кто любит хэппи энды, те, кто любят "немного" сумасшествия и крови - 14 глава является концом. Размещение: сообщите, пожалуйста
[more]Глава 1: Уже поздно Возможно, сейчас эта затея не кажется тебе такой уж глупой, правда, Драко? Но сейчас уже поздно, и ты сам это понимаешь. Понимаешь, но не хочешь принимать, верно? «Дурак, дурак!» - коришь себя ты, но не поздно ли заниматься самобичеванием? Почему бы просто не забыть? Подумаешь, какой-то придурок-гриффиндорец, у которого на уме только геройства и его глупые друзья! Рыжий Уизли, в голове у которого не найдешь, пожалуй, даже намека на мозг, и всезнайка Грэйнджэр, у которой этого самого мозга слишком много, чтобы сдерживать желание выкрикнуть ответ с места, не подняв руку и не спросив разрешения! А мальчик-то склонен к крайностям, не находишь? Хватит, кричишь ты, хватит, я не хочу думать об этом. Но тебя же никто не заставляет, согласен? Ты сам ищешь в каждом слове и жесте знак свыше, который напоминает тебе о нем. Ты сам ищешь в каждом движении собеседника его простоту и размашистость. Да, он никогда не мог экономить энергию, не мог сдерживать свои чувства, которые находили выражение и в мимике на его лице, и в постоянно мелькавших руках, и в завышенной интонации. Это тебе не крестный. Твой противник ведь никогда не мог повзрослеть, да? Нет, возражаешь ты почти спокойным тоном, он повзрослел, он стал мудрее, опытнее во многих вопросах. В каких это вопросах он стал опытнее? В вопросах секса? Или правильного выбора? «Выбор, Драко, это Дар Небес, - говорил тебе отец. – И этот Дар очень ценен, за него не заплатишь даже всеми деньгами, которые хранятся в банке Гринготтс. Тебе ли не знать, что выбор есть всегда?» Ты всегда мысленно усмехался на это. Конечно, выбор есть всегда. Но ведь не всегда тебе нравится один из тех вариантов, который предлагается, и тогда, в сущности, выбора нет, есть только одно, что можно принять. «Но этот Дар дан только человеку, поэтому использовать его надо с умом». О да, ты всегда следовал этому совету, не так ли? Особенно сейчас, даже сейчас ты так «счастлив», что сделал все «правильно», правда ведь? Мысли, которые роятся сейчас у тебя в голове – испытание похуже Круциатуса, обреченно решаешь ты. Ну-ну, не будь так пессимистичен, это не в твоем духе. Ты ведь слизеринец, верно? Соберись, наконец, и начни просчитывать, что можно сделать в подобной ситуации. Сжатая в кулак рука бьет по столу, ты бессильно рычишь. Ты слишком подавлен, чтобы абстрагироваться от того, что произошло, ты слишком зол на себя, чтобы с холодной расчетливостью продумывать план собственных действий. Почему все именно так, именно сейчас? Так неожиданно, так… словно снег на голову. Неужели ты был слеп все это время? Как глупо. Неужели не мог подметить такой «малости»? Совсем каплю логики, щепотку рассудка, унцию наблюдательности и минуту времени, чтобы связать все между собой, и «идеальная», просто «утопическая» картина, которая предстала пред тобой сейчас, как полная неожиданность, сложилась бы в единое целое чуть раньше и стала бы вполне предсказуемым событием! Ты видел, как «львенок» становился все светлее и веселее, несмотря на тяжелые времена, на надвигающуюся, витавшую в воздухе войну, на то, что ему придется убить (он не мог не страдать по этому поводу, ведь он так благороден и невинен!). Почему? Почему он цвел, распускался, словно прятавшийся до этого в тени цветок, а ты не придавал этому значения? Почему не спросил себя, в чем причина? Но сейчас-то, сейчас все и так понятно, не стоит напрягаться, да? Нет, все-таки это уму непостижимо! Чтобы все закончилось именно так, все так просто оборвалось, словно отсоединилось, отсеклось, кануло в Лету, да одному Мерлину известно, сколько еще фраз можно придумать для того, чтобы описать это! Впрочем, почему закончилось? Все только начинается! Начинается… Твое пребывание в персональном Аду. Только в этом мире, где тебе довелось родиться восемнадцать лет тому назад, могло случиться то, от чего вся твоя жизнь, в буквальном смысле того выражения, перевернулась с ног на голову! -Мерлин! – раздраженно выдохнул ты и, направив на скомканную газету палочку, прошипел: «Инсендио!» На первой странице той самой газеты красовалась колдография, где молодой человек с растрепанной шевелюрой и в очках обнимал другого молодого человека со сдержанной улыбкой на лице. Заголовок над колдографией гласил: «Великий Герой Магического Мира вышел замуж!»
Глава 2: Воспоминания Конечно! Конечно, Мерлин всех задери, он был на их свадьбе. Как он мог не прийти, ведь Блейз пригласил его лично. А они были в одной лодке, на одном курсе, белокурый мальчик с фамилией Забини, иногда примыкавший к его свите и ходивший за ним следом. Но он не смотрел Малфою в рот, как остальные, не пытался слепо подчиняться, он очень удачно делал вид, что находится на равных с сероглазым слизеринцем. И вот теперь… это… «Уверен, Поттер всей душой противился моему приходу», - со смесью злорадства и горечи подумал Драко. Когда лохматое недоразумение, кажется, назвавшееся Хагридом, ушло, а другого, кто мог бы их забрать, не нашлось, он решительно пробился сквозь толпу и, манерно растягивая слова, как учил отец, обратился к мальчишке с лохматой шевелюрой, стоявшему к нему спиной: -Так, значит, это правда? Великий Гарри Поттер… Мальчик, которого он впервые встретил еще у мадам Малкин, оборачивается и внимательно смотрит на него. -И что? – в голосе сквозит дерзость. Будущий слизеринец протягивает руку с тонкими пальцами и бледной кожей. Взгляд изумрудных глаз вперивается в протянутую конечность, но никаких других действий со стороны полукровки пока не следует. -Я могу познакомить тебя с нужными людьми. Такому, как ты, не следует общаться с отбросами общества, - выразительный взгляд в сторону Грэйнджэр и Уизли. Последний вспыхивает, уже сжимая руки в кулаки. -Я считаю, что я сам могу разобраться, кто для меня нужный человек, а кто – нет, - твердо произносит Поттер, на этот раз глядя прямо в глаза. И блондин не успевает ответить, потому что сзади появляется декан Гриффиндора и властно приказывает идти за ней, выстроившись в шеренгу… Глупые, глупые воспоминания. И все о нем, об этом чертовом Поттере. Гарри Поттер побывал в Тайной Комнате, Гарри Поттер спасся от дементоров, Гарри Поттер – четвертый из всех трех возможных участников в Тремудром турнире, Гарри Поттер, Гарри Поттер, Гарри Поттер, Гарри Поттер… Всюду этот чертов Поттер! Драко в бешенстве. Почему у всех на устах только одна фамилия: Поттер? Почему в его мыслях тоже только одна, все та же, уже ставшая ненавистной фамилия: Поттер? Почему каждый раз, во всех громких событиях замешан Поттер? Почему, в конце концов, он успел и войти в историю, и влипнуть в нее же? Причем не в одну, далеко не в одну. И почему, Салазар сожри их сердца, Малфой думает о нем больше, чем о ком-либо другом? Это навязчивая идея? Это не вылезающий из головы образ: круглые очки, скрывающие зеленые глаза, растрепанные волосы, в которые так и хочется запустить пальцы, бледная кожа, не признак аристократа, просто мучительная усталость… Постойте, что сделать? Запустить пальцы в волосы? В волосы Поттера? Нет, это невозможно, невозможно, чтобы он хотел этого, чтобы думал об этом! Нет, неправда! Но та ночь… О произошедшем в ту ночь до сих пор вспоминает Драко и наверняка жаждет забыть Гарри… Конец седьмого курса, Темный Лорд побежден, в Хогвартсе устроен большой праздник по такому поводу. Вечером должен быть шикарнейший пир и великолепнейший бал. Все завертится, закружится в вихре танца, и неприятные картины, заставляющие вздрагивать по ночам, отступят в тень маленького садика, за которым ухаживает этот косматый лесничий. Забудутся все страхи и сомнения, напряжение, наконец, отпустит измученное в ожидании Авады в спину тело, и они смогут ощутить эту странную, пока еще непривычную легкость, которая потом уже станет обыденной, а пока она кажется глотком чистого, свежего воздуха после урока в душном кабинете. Множество столов с закусками и напитками, множество девушек в ярких платьях и юношей в классических, черных костюмах. Все почти так же, как и в прежние вечера, когда устраивали балы, например, тот же Святочный, только вот сейчас даже атмосфера была другая. И, естественно, всем было не до того, что серые глаза умудрились словить взгляд зеленых, и каждый смог уловить в глазах другого что-то, о чем не было известно прежде…
Глава 3: Вынужденный отпуск Гарри был счастлив. Небольшой дом в центре Лондона, богатый, красивый муж, который обеспечивает его, выполняет почти каждую прихоть, и работа, довольно опасная, но зато позволявшая получить необходимую дозу адреналина. Конечно, живя в самом центре города невозможно избежать шума, но ведь есть специальные заклинания, чуть меньше силой, чем заглушающие. Разве что-то еще нужно для счастья? Теперь он был Забини. Гарри Забини. На работе так и не смогли привыкнуть. А он до сих пор не мог поверить, что он кому-то нужен, что все может быть так серьезно, что все могло дойти до этого. До того, что он не остался один, что его не бросил хоть кто-то после исполнения Великой Миссии. Он понимал, это эгоистично – думать о том, что он остался один, ведь многим другим могло быть намного хуже: например, у кого-то погибла вся семья, кто-то потерял любимого человека, кто-то сошел с ума на почве постоянного напряжения или же постоянных пыток и попал в больницу Святого Мунго. Но, честно говоря, Гарри не хотелось вспоминать о последствиях войны… Слава Мерлину, теперь папарацци оставили Живую Легенду в покое, хотя буквально месяц назад бесновались, как незнамо кто: их все еще интересовала его личная жизнь. Иногда он думал, что таких созданий, как журналисты, понятию «вежливости» и скромности не учили. Или, как только они решали в будущем ими стать, подобные черты характера исчезали сами собой. «Все ради сенсации» - таков, кажется, был их непобедимый девиз? Неважно. Он был счастлив и доволен, о чем заявил всем газетам сразу, а потом очень «тактично» попросил не совать нос не в свое дело. Какая им разница? Только вот была одна проблема. Точнее, это не проблема, а великое чудо, дарованное Небесами, но… У него ребенок. Но он был не от Блейза, не от его законного мужа, не от человека, за которого он вышел замуж, чтобы хоть как-то обезопасить себя от вопросов, которые могли бы посыпаться, если бы этого самого мужа не было. Как объяснить наличие появившегося животика, если ни с кем в половой связи ты замечен не был? Из-за того, что ему неожиданно стало плохо во время облавы оставшихся Пожирателей Смерти, жаждавших убийства грязнокровок, его буквально выгнали с работы. Очень мягко, конечно, без крика и осуждений, без обвинений и выговоров. Вот так просто: -Поттер… тьфу, Забини, как ты можешь так пренебрегать своим здоровьем?! А главное – здоровьем ребенка! Ты ведь беременный, я только сейчас узнал. Иди-ка ты в отпуск. А потом мы снова тебя примем. Начальник был строгий, но с юмором: аврор в «отпуске» искренне верил, что тот шутил, когда говорил, чтобы он передал мужу записку с таким содержанием: «Мистер Забини, Прошу простить меня за то, что наверняка отвлекаю Вас от чрезвычайно важных дел и отнимаю время этим письмом, но Вашему мужу стало плохо в рабочее время. Я настаиваю на отпуске, но он отказывается. Не могли бы Вы предпринять какие-либо меры, чтобы он не рисковал собой в таком состоянии?» Подписываться он не стал, впрочем, как и заканчивать письмом пафосным «С уважением», «С наилучшими пожеланиями» и т.д. Юноша вздохнул, забрал записку, пообещал отдать ее тому, кому она предназначается, и покинул Аврорат, опустив голову. Вы представляете: вытолкать за дверь, отправить в отпуск буквально пинком под зад, только потому, что он почти потерял сознание, стоя напротив врага и пытаясь не осесть на пол! Он не виноват, он сам не знал, почему по всему телу вдруг разлилась такая приятная расслабленность, а потом оно [тело] словно отяжелело и захотелось прилечь, чтобы не рухнуть на пол, будто мешок с картошкой. Спасибо Кингсли, что вовремя выскочил из-за угла и точно попал в бывшего слугу Темного Лорда Петрификусом. А то неизвестно, как бы все закончилось. Расположившись на диване в прихожей, парень оставил записку на столе и закрыл глаза, вздохнув. Теперь ему даже заняться нечем будет. Раньше будни хотя бы скрашивались работой, а теперь ему что делать? Неужели он постепенно превратится в ласковую домохозяйку, которая визгливым голосом приветствует вернувшегося после тяжелого трудового дня мужа? «О, Мерлин!» - молодого человека передернуло, он повернулся на правый бок и сам не заметил, как заснул…
Глава 4: Беременность Блейз не мог и представить себе, что когда-нибудь все обернется таким приятным для него образом. По традиции, он, как истинный аристократ, должен был жениться на какой-нибудь богатой девице с такими же замашками и амбициями, как у него. Но еще с шестого курса Поттер стал интересоваться им, бросал какие-то непонятные взгляды в его сторону, а однажды, когда они оказались одни в коридоре [редкий то был случай, признаемся честно], прямо спросил, не надоело ли ему быть тенью Малфоя и враждовать по каким-то непонятным причинам. Что ж, в какой-то мере, в тот момент рассудил для себя слизеринец, это очень даже неплохо. После Поттера можно будет использовать. А для чего, там и разберемся. Постоянные стычки с его лучшим другом – Драко Малфоем – постепенно начинали раздражать, но ни одного, ни второго успокоить не удавалось. Как глупо… И все ведь началось из-за какой-то отвергнутой дружбы. «Он не протянул мне руку! Он не пожал ее, понимаешь?! Как он мог предпочесть мне эту грязнокровку и нищего?!» - всплывали в голове слова Драко. Надо же, если бы Блейз его не знал [а (предлагаю не читать между строк) он его действительно не знал], то подумал бы, что тот ревнует. Хотя, собственно, было бы, к кому! Впрочем, сейчас не о том. Дома его уже наверняка ждал муж, уютно расположившийся в своем любимом кресле и наверняка заснувший за газетой, в которой пишут сплошное вранье. В последнее время любимый часто засыпал, не дожидаясь его прихода. Неужели он так сильно устает? Может, начальник специально посылает его в самые опасные места? Туда, где много Пожирателей? И что о себе возомнили эти авроры?! Если они думают, что могут утомлять его Гарри, то они сильно оши… Мысль осталась незаконченной, потому что он увидел своего супруга, спящего в том самом кресле, только вот без газеты. На нем была одна из тех мантий, которые он носил на работе, которую, видимо, вернувшись домой, так и не поменял. Несколько пуговичек было расстегнуто, открывая обзор на беззащитную, не скрытую воротником шею. Как опрометчиво с его стороны! Забини уже собирался коснуться губами шеи юноши, как взгляд скользнул чуть вперед и остановился на маленьком клочке пергамента, лежащем на столе. «Хм, что бы это могло быть?» Он читает, и на губах появляется усмешка, поскольку перед глазами встает яркий образ: Гарри со сверкающими решительностью глазами и упрямым выражением на лице уперся в стол начальника руками и яростно доказывает ему, что это было в первый и в последний раз, что больше такого не повторится, что он, в конце концов, незаменимый работник, Герой всего магического мира, который уничтожил Сами-Знаете-Что (ибо «кто» - это часть речи, применяемая к одушевленным существам, а Лорд таковым не был), и вообще – он же Поттер! А это о чем-то, да говорит. Но потом на лице Блейза появилось непонимание: о каком состоянии идет речь? Что может знать начальник его мужа, но не знает он сам? -Ты все-таки прочитал это дурацкое письмо, - послышался чуть хриплый со сна голос, и блондин, оторвав взгляд от известия о каком-то мистическом состоянии, увидел, как молодой человек встает с кресла и потягивается. В такие моменты хотелось сразу схватить его в охапку и идти в спальню. Или не идти в спальню, а устроить внеплановый секс прямо на ковре. Благо, ковер мягкий, тяжело не придется. – Надо было сразу выбросить его в камин и не терзаться по этому поводу. -Возможно, и надо было, но ведь уже поздно, - заметил недавно вернувшийся и посмотрел на свою лохматую вторую половинку. – Может, объяснишь мне, что он имел ввиду? -Ты про это? – указательный палец правой руки небрежно тыкает в последнюю строчку, заключавшую в себе вопрос о мерах относительно хозяина этого пальца. – Я… Эм… Ну… Я беремен. -Ты что? – в первый момент аристократу кажется, что он ослышался, поэтому с губ сам собой срывается глупый вопрос. -Я беремен. И в наступившей тишине было слышно только, как тихо опустился клочок пергамента на мягкий ковер. -Гарри, это же прекрасно! Как я рад! А ну признавайся: мальчик или девочка? – Забини обнял мужа, чувствуя в груди какое-то странное, неведомое им ранее тепло. -Откуда мне знать? – с улыбкой ответил немного ошарашенный парень, неловко обнимая будущего отца в ответ. Но вскоре убийца Великого Тирана лишь судорожно выдохнул, почувствовав, как ловкие руки проникли под верхнюю одежду и пальцы сжимают соски. Голубые глаза горят лихорадочным блеском, а влажные губы уже шепчут: -Идем в спальню… Почему-то у слизеринца не сорвался с губ вопрос: «Который месяц?» Достаточно элементарного подсчета, чтобы понять, что он не мог так рано забеременеть. Не от него. Ведь они состоят в браке всего лишь три месяца. За это время животик еще не становится таким заметным, и общее состояние не столь выразительное, чтобы могли всерьез беспокоиться даже начальники. «Не от тебя… Не от тебя…» - настырно твердит внутренний голос, но светловолосый маг гонит мысль об этом прочь. Ведь Гарри не мог изменить ему, не мог, он слишком честен для этого, он ведь гриффиндорец! Но когда? С кем? Может, изнасилование? Но кто мог посметь? Конечно, они не афишировали своих отношений, но… -Блейз… - стонет обнаженный Поттер, выгибаясь и желая, чтобы тот не переставал двигать рукой по его члену. Неважно, сейчас все неважно, ведь Гарри рядом, он с ним, жаждет, чтобы один из свиты его бывшего врага взял его, страстно, но нежно, чтобы огонь разливался жидкой лавой по всему телу и заставлял просить еще, еще и еще… Чтобы его касались эти руки, чтобы не было конца и края ласкам, умопомрачительным, легким, дразнящим, сводящим с ума, чтобы не прерывался зрительный контакт, чтобы каждый мог утонуть в глазах другого и увидеть в них, что-то, что, возможно, не видел прежде… О, эти ночи, полные страсти и любви! После них Забини любил, ненадолго оставив благоверного, выйти на балкон, выкурить одну-две сигареты и снова вернуться в теплую кровать, обнимая во сне самого дорогого человека, за которого он готов отдать весь свой капитал, все имущество и даже свою собственную жизнь. Слишком пафосно и банально, особенно для слизеринца, у которых, по сути, не должно быть чувств, но так и есть. Это лохматое чудовище, все семь лет учившееся на факультете, с которым «змеи» всегда враждовали, было ему дороже жизни. Постфактум, Блейз, получи и распишись.
Глава 5: Неожиданная встреча Первые лучи солнца пробрались в спальню, освещая ее, делая менее мрачной, придавая красок, которые были скрыты ночной мглой. Маленькие птички уселись на тонкие ветки дерева, стучащиеся в окна, ждущие, когда откроется форточка, чтобы можно было заглянуть в аккуратную комнатку, и поют, призывая к пробуждению лучше любого будильника. Гарри заворочался и уже собирался встать, как понял: что-то мешает поднять с кровати. Неохотно открыв глаза, он увидел, что муж заключил его в объятия и даже во сне, являясь диким собственником, не хочет его отпускать. Осторожно, стараясь не потревожить его сон, лохматый гриффиндорец (в душе он навсегда останется гриффиндорцем, верно?) расцепил руки Блейза и слез с кровати. Палочка, до этого лежавшая в ящике тумбочки, теперь была зажата в правой руке, легкий взмах ею (палочкой, в смысле) – и одежда тихо выскальзывает из шкафа и подлетает к ее хозяину. Он бесшумно оделся и бросил взгляд на спящего супруга. Эти волосы цвета спелой пшеницы, эта бледная кожа, манящая к ней прикоснуться, эти тонкие пальцы, доводящие его до пика наслаждения… Его муж идеален. С этой мыслью он и отправился на кухню. Появившаяся эльфийка без лишних слов материализовала на столе завтрак для мастера Гарри, который, в свою очередь, улыбнулся и поблагодарил слугу. Та кивнула и исчезла. Еда была съедена в два счета, он очень торопился по вполне понятным причинам, связанным с запиской шефа. И только Бетти убрала щелчком пальцев тарелку, а юноша собирался аппарировать, за его спиной раздался такой родной, такой знакомый, однако, по интонации не предвещающий ничего хорошего голос: -Куда ты собрался, любимый? -Я… Ну… Я хотел… - «львенок» с отчаянием пытался придумать хоть что-нибудь стоящее, более-менее правдоподобное. – Я… Ммм… -Я тебе подскажу: ты собирался на работу. Но разве ты не должен оставаться дома? Я думал, твой начальник уже сказал тебе об этом, - вкрадчиво говорит «змееныш», неотрывно глядя на застывшего супруга и при этом даже не моргая. На лице Героя отображаются все чувства, их мучительная борьба: смятение, расстройство, отчаяние. В конце концов, он сдается и произносит, сложив руки в молебном жесте: -Ну, пожалуйста, милый! Я же помру со скуки, если буду сидеть без дела! Прошу тебя, мне нужна активная деятельность, зашкаливающий адреналин, осознание, что я полезен, что могу вовремя успеть, обезвредить кого-то, чтобы никто не пострадал! Блейз закатил глаза: ну, сколько ж можно? Война закончилась, Воландеморта нет, а самого близкого ему человека тянет на опасные приключения, которые могут плохо для него обернуться! -А обо мне ты подумал? Может, я волнуюсь за тебя, может, боюсь снова остаться один? Кто знает, в какой момент у тебя может закружиться голова или еще что-нибудь, Пожиратели не станут ждать, пока тебе станет легче! – жарко убеждает блондин, подойдя к аврору и встряхивая его. Зеленые глаза смотрят в голубые с каплей удивления и толикой благодарности. Ведь как приятно понимать, что о тебе помнят, о тебе заботятся! Не то, что его школьные друзья Рон и Гермиона. Рыжий так и не смог понять его выбора и увез Грэйнджэр с собой, чтобы та, не дай Мерлин, не смогла связаться, хоть как-то общаться с этим человеком. А ведь клялись, что поймут его, что не отвергнут в любом случае! -Ну, и чем ты мне предлагаешь заняться в таком случае? – сдвинув брови, хмуро спрашивает убийца Тома Реддла. -Почитай что-нибудь, у нас большая библиотека, порисуй или… В конце концов, ты – взрослый парень, неужели я должен расписывать весь день по секундам, не учитывая твоего мнения, не зная твоего настроя? – удивился слизеринец. – Мне пора, вернусь, как обычно, вечером, если устанешь, не дожидайся, ложись спать без меня. Легкий, почти невесомый поцелуй в лоб, тихий хлопок – и он остается один. -Конечно, необязательно все по секундам, но хотя бы что-то стоящее, помимо книг и рисования. Неужели он не знает, что для рисования у меня руки не из того места растут? – недовольно пробормотал Поттер (то есть, простите, Забини) и посмотрел в окно. Погода была довольно приятной, так почему бы не пойти на прогулку? В принципе, он был полностью одет, осталось только сменить рабочую мантию на какую-нибудь другую, более подходящую для выбранного времяпровождения. Несмотря на то, что уже начался октябрь, погода была по-августовски теплой. И только красно-золотая… «Прямо гриффиндорская!» - пробегает в голове восхищенная мысль. …расцветка листьев говорит о том, что летние дни остались позади как по природе, так и по календарю. Недалеко от дома, где Гарри жил вместе со своим законным мужем, находился довольно красивый и весьма тихий парк. Сейчас, ранним утром, там вряд ли мог кто-то гулять, ведь все на работе, все куда-то спешат. На какой-то момент стало даже досадно: вот у всех какие-то дела, все бегают по чьим-то поручениям, а он, можно сказать, халтурит, ибо у него нет даже какого-либо хобби, способного его занять, увлечь настолько, что время до прихода любимого пролетит так же быстро, как выпущенное из палочки проклятье. Юноша остановился посреди парка и запрокинул голову, глядя на небо голубого цвета с проплывающими по нему пухлыми облачками. Иногда, когда Дурсли забывали про то, что он находился в их доме, что он вообще существовал на свете, мальчик убегал на лужайку, ложился на свежую зеленую траву и, заложив руки за голову, смотрел на небо. Если закрыть глаза, могло показаться, что он сейчас оторвется от земли и взлетит в это небо, обретая свободу. Конечно, за спиной не появлялась пара прекрасных белых крыльев, зато в груди зарождалось и стремительно развивалось ощущение удивительной, какой-то нереальной легкости. Все мысли об ужасах, творившихся в магическом мире, исчезали из головы, ненавистные родственники, использовавшие его только как бесплатную прислугу, на миг оставались в каком-то другом, ином мире, и хотелось верить, что все будет лучше. Лучше, чем сейчас. На губах появлялась счастливая улыбка, а глаза сияли, в них четко читалась радость. И хотелось, чтобы это состояние спокойствия, тихого счастья, расслабленности, не покидало его ни за что и никогда, чтобы всегда было с ним, в любой ситуации, в любой момент, в любое время дня и ночи. От воспоминаний его отвлекла легкая боль в макушке. Когда «львенок» поднял руку, чтобы потереть неведомо с чего заболевшее место, с головы слетела маленькая птичка размером с воробья, но непохожая окраской. Что же это она, получается, в голову его клюнула? Зачем? Может, она хочет есть? Голодная? -Подожди меня здесь, я схожу в магазин, куплю тебе хлеба, - попросил ее Герой, глупо улыбаясь. «Наверное, это безумие – разговаривать с птицей, но… почему бы и нет? Разговаривал же я со змеями», - мысленно пожав плечами, подумал он и легким, прогулочным шагом направился в сторону булочной. Он любил запах, который исходил от этого заведения, иногда, после работы он заходил сюда, чтобы купить себе маленькую булочку. Деньги все равно девать некуда, а оставлять без дела такой огромный капитал, получившийся в итоге соединения имевшихся в наличии средств оплаты Блейза и Гарри, было просто некультурно, знаете ли. А вот использовать его на то, чтобы покормить голодных пташек, не способных получить еду каким-либо способом, кроме воровства, - это благородно, это правильно, это человечно, гуманно, в конце концов. Вот она, знакомая дверь с надписью: «Булочная», под ней – график работы, все дни с восьми утра до девяти вечера, кроме воскресенья. Воскресенье – выходной, когда хозяин магазинчика встречается с поставщиком муки, самой лучшей для приготовления хлебобулочных изделий, договаривается о цене, доставке, количестве. В этот день они не работают. Молодой человек поглощен своими мыслями, а потому не замечает, как из магазина уже выходит кто-то и другой, и… столкновения не избежать. -Простите, пожалуйста, - вежливо бормочет он и, наконец, поднимает глаза: - Малфой? -Поттер? – следует вопрос с такой же удивленной интонацией.
Глава 6: «Пользуйся возможностью», или «Я не хочу это помнить!» «Слухами мир полнится». Или как там это говорится у магглов? Он не помнил фразу дословно. Конечно, можно было подумать, что Слизеринский Принц считает магглов недостойными своего царственного внимания, и, в сущности, это окажется правдой, только вот в знаменитой Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс был такой предмет, как Маггловедение, и на него следовало ходить, если не хотелось получить очередной холодный упрек в плохой учебе. От кого? Естественно, от отца. Мать была более мягкой в этом плане и не требовала идеальных оценок, зато тщательно следила за манерами. В общем, окружили они мальчика «заботой» и «лаской» со всех сторон. Впрочем, мы отвлеклись от темы. Речь шла о слухах. Так вот по тем самым слухам Поттер был… беремен. Это сообщение, пусть и могло быть неправдой, выбивало из колеи и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. И в груди у Драко росло странное предчувствие, которое говорило, что что-то здесь нечисто. И ответ лежал на поверхности, никаких копаний в более глубокие слои, надо только внимательнее присмотреться. Но поиск этот можно было сравнить лишь с сыпавшимся сквозь пальцы песком: надо найти песчинку, одну-единственную, нужную только ему, но, как определить, какая именно – его, не представляется возможным. В конце концов, было даже непонятно, почему его беспокоит такая «мелочь», как беременность Поттера. «Он ведь не принадлежит тебе, так почему ты думаешь о нем?» - шепчет внутренний голос, и, как ни прискорбно, юноша вынужден с ним согласиться. Сегодняшний день был по-летнему теплым, несмотря на то, что по календарю уже шел октябрь-месяц, и слизеринец не стал отказывать себе в удовольствии погулять. После смерти отца и побега матери во Францию (где она, кажется, завела роман с каким-то Луи), а также после знаменитой на весь магический мир свадьбы он не выходил из дома. Вообще. За всем необходимым можно было отправить эльфов, стоило только дать четкие указания и прикрикнуть напоследок, чтобы не задерживались, а на приемы его никто не приглашал. Как лично, так и письменно. Собственно, по такому случаю и было решено выйти на свежий воздух, ибо других развлечений не было. Блондин любил осень. За что? Хм, ну, наверное, за то, что в это время года большинство находилось в непонятном для него состоянии под названием «депрессия». Или же он пребывал в счастливом неведении о своем непонимании оного. Тем не менее, можно громко и пакостно злорадствовать над теми, кто позволял себе слабость показывать свое уныние публике. Это так глупо. Создавалось странное ощущение, что те, кто решался на подобное, не понимали, что другие без каких-либо угрызений совести (которой у них, возможно, и нет вовсе) могут воспользоваться трещиной в ранее непробиваемом образе. Впрочем, объяснять им это он не собирался, а сами они до такого вряд ли когда-нибудь додумаются. Погода была приятной, и на парня нахлынули воспоминания о том, как в девять лет, в примерно такой же день, отец сообщил ему, что они отправляются на прогулку. Он, будучи еще не таким сдержанным, радостно вскрикнул и с трудом подавил в себе желание захлопать в ладоши: ведь папа так редко уделял ему внимание, отговариваясь то работой в Министерстве, то какими-то «необходимыми по долгу службы» встречами, то «срочным рассмотрением» каких-то «чрезвычайно важных бумаг». Они гуляли по парку, Люциус купил ему мороженое и с какой-то непривычно ласковой, нежной улыбкой смотрел на свое чадо, глаза которого сверкали неприкрытой радостью. А мальчик восхищенно смотрел на то, как красно-желтые… «Прямо гриффиндорские…» - ненадолго возвратившись в «здесь и сейчас», мрачно подумал «змееныш». …листья под порывами ветра срывались с веток деревьев и плавно опускались на асфальт. Он уже думал было направиться в сторону парка, но внезапно завернул в булочную. Что ж, он, и правда, не прочь перекусить чем-нибудь. Учитывая, что, кроме чая и круассанов, во рту с самого утра ничего не было. Уже пережевывая кусок булочки, «серебристо-зеленый» вышел из магазинчика, и тут в него кто-то влетел. -Простите, пожалуйста, - произнес такой до боли знакомый голос, и следом было удивленное восклицание: -Малфой? Вышеуказанный, чересчур громко проглотив кусок хлебобулочного изделия, с той же интонацией произнес: -Поттер? «Хотя он уже четвертый месяц как Забини», - услужливо напоминает сознание. В зеленых глазах мелькает страх, а затем злоба. «Он боится меня?» - вопреки удивленным мыслям на губах появляется кривая усмешка: -Ну, здравствуй, Поттер. Хотя ты теперь уже Забини, верно? И как там, с Блейзом? Я же вас совсем не навещал, прости, дела, работа, все такое. Ты тоже за булочкой зашел? Не боишься испортить фигуру? Впрочем, тебе, как вижу, уже не грозит… - оценивающий взгляд. Юноша не понимал, почему язвит, не закрывая рот ни на секунду, почему хочет задеть Героя, ведь он так хотел увидеть его, прикоснуться, поцеловать… Сколько ярких мечтаний и глупых надежд, размытых образов и четких видений, стонов посреди ночи и мокрых простыней по утрам! И все из-за него!.. -А тебе-то какая разница, Малфой? Ты мне не начальник, что я тебе, отчитываться обязан? А насчет фигуры… Если ты завидуешь, то даже не знаю, что тебе посоветовать. Объедаться всем, что найдется в твоем Поместье с ночи до утра, а потом с утра до ночи? Тоже, знаешь ли, вариант… Светловолосый маг, отметивший, что бывший враг стал не в меру виртуозен в ехидных ответах, уже хотел было что-то ответить, как внутренний голос пропел: «Пользуйся возможностью…» Действительно: они одни, больше посетителей в булочной не было, а Золотой Мальчик пока не одумался и не сбежал. И, не задумываясь ни о чем более, он аппарировал в Поместье вместе с привлеченным к себе за плечи «львенком». И лишь надкусанная булочка выпала из холеных рук, приземлившись у входа в магазинчик. Едва прошла легкая рябь перед глазами, и четкое «Инкарцеро» заставило веревки почти ласково обернуться вокруг запястий и ног Золотого Мальчика и притянуть его к ближайшей стене. -Будь как дома, - ехидно проговорил полноправный владелец всего, что их окружало, и внимательно посмотрел на гостя. – Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче? -Нет, спасибо, обойдусь, хозяин ты наш радушный, - прошипел связанный, прожигая взглядом того, кто устроил все это безобразие. Еще одно тихое заклинание, и одежда, которая была на «красно-золотом», испарилась, появившись через несколько секунд на стуле, оказавшемся позади блондина. -Малфой, что ты творишь?! У меня, если ты не забыл, есть муж, и он будет… -Твой муж сейчас на работе, уж поверь, график своего старого знакомого я знаю. Так что не пугай меня им. Слизеринец коснулся столь притягательных, сладких губ своими губами и запустил язык в рот «навестившего», без особого на то разрешения последнего. Пальцы коснулись сосков и начали теребить их. Не способный к сопротивлению, будучи связанным по рукам и ногам, Поттер мог лишь бессильно стонать, то ли протестуя, то ли требуя большего. В сущности, «змеенышу» было все равно, что ближе к истине. Правая рука спустилась вниз, и тонкие пальцы обхватили уже вставший член. -Знаешь, Гарри, - юноша вздрогнул, услышав свое имя из уст «серебристо-зеленого», - у меня появилось настойчивое ощущение дежа вю. Прямо как в ту ночь, помнишь? -Я не хочу это помнить! Не хочу… ах… слышишь?! – гневная тирада убийцы Воландеморта была прервана лишь еще одним стоном удовольствия, который он не сумел сдержать. -Разве тебе не понравилось? – с самым невинным выражением лица поинтересовался сын ныне мертвого Пожирателя Смерти. -Не смей… ммм… повторять… ох… подобное! Я беремен! – с трудом выговорил молодой человек, постанывая и изгибаясь под умелыми ласками. -Но ребенок же не от Блейза, верно? Ты не мог так рано… - проговорил Малфой-младший, лизнув, а затем всосав один из сосков Поттера. -Нет, твой. Да, Драаакооооо! – к своему стыду и унижению, Гарри кончил, протянув имя бывшего врага. -Ммм, а твой вкус ничуть не изменился, - облизывая свою руку, заметил сероглазый. -Никогда… - прошептал зеленоглазый, когда веревки исчезли, и он осел на пол в чем мать родила. – Никогда не прощу тебя за это… Мой ре
Факультет:Слизерин,7 курс, Квиддич: Не царское это дело Статус: Истинная аристократка.
Пост N: 388
Зарегистрирован: 23.12.06
Отправлено: 14.11.08 14:40. Заголовок: Глава 8: Правда о но..
[more]Глава 8: Правда о ночи Прощального Бала Блейз был на работе, когда внезапно появилось ощущение, будто все ухнуло вниз, в нескончаемую пропасть, и больше никогда оттуда не вернется. Он вскочил со стула, на котором сидел, покусывая кончик пера, зажатого в правой руке, и стал бешено озираться по сторонам. Дальнейшие события прошли словно в тумане, при попытке их вспомнить перед глазами вставало размытое пятно всех оттенков радуги, а сознание заволакивалось каким-то непонятным туманом. Впрочем, возможно, это не так уж и важно. Он помнил только, что когда достиг цели, в палате уже был его старый друг, для многих остававшийся бессердечной сволочью, а на кровати лежал любимый, непривычно бледный и неподвижный, лишь грудная клетка слабо вздымалась и опускалась под промокшей мантией. -Доктор, как он? – взволнованно подался вперед Забини, завидев фигуру в белом халате. -Пока держится, - коротко ответил служащий больницы Святого Мунго. – Удар был очень тяжелым, ему нелегко пришлось. Видимо, отключился сразу же. Пульс у него слабый, но все же есть. Он сейчас в очень тяжелом положении… Услышав про положение, юноша мгновенно вспомнил про устроенный ему буквально вчера вечером «сюрприз». -А как ребенок? - сейчас он не мог сдерживать себя, свои эмоции, свое беспокойство, рвущееся наружу, ведь речь идет о самом дорогом для него человеке! И ребенке. Их ребенке. -К сожалению, - ничего не выражающим тоном ответил колдомедик, - ребенка вы потеряли. -Что? – сердце пропустило один удар, замерло, а потом забилось в бешеном темпе. – Не может быть! Нет! Это невозможно! Неправда! Это сон, сон, всего лишь сон! Он не хотел верить в это, он отказывался принимать эту реальность. Это было слишком неправильным, не вписывалось в нормы его только начавшей налаживаться жизни. -Наш ребенок, - в один голос пробормотали слизеринцы с одинаковой горечью в голосе. -Ваш ребенок? – голубоглазый обернулся и подозрительно посмотрел на своего приятеля. Малфой, несмотря на постоянную бледность кожи, доказывающую аристократичность, стал белее мела, осознав, что болтнул лишнего. -Ваш ребенок? – настойчиво повторил законный муж Поттера, подходя вплотную к светловолосому магу и глядя ему в глаза. «Это все Гарри… Его вредная привычка…» - отметило сознание, и сердце затопила волна нежности. -Будь добр, объясни, - он не просил, он требовал, шипел, едва сдерживая себя от того, чтобы схватить Слизеринского Принца за шиворот и трясти, пока тот не начнет говорить. Драко понимал, что утаивать от друга что-либо уже бесполезно, «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь», так что теперь придется во всем сознаться. Но неужели придется рассказывать все в подробностях? Не то, чтобы он смущался подобной перспективы, просто Забини вряд ли смог бы спокойно выслушать его до самого конца. Решение было вполне ожидаемым и довольно-таки логичным. -Придвинь стульчик, это надолго, - посоветовал сероглазый. Оба в напряжении сели подле кровати пострадавшего напротив друг друга. -Давай, что ли, - пожал плечами Малфой. -Что давай? -Ты же учился у крестного, не понимаешь, о чем я? Вытащенная палочка, четкое «Легилименс», и Блейз погружается в чужие воспоминания, любезно выпущенные на поверхность сознания, чтобы долго искать не пришлось. Большой Зал забит учениками, разодетыми как для Бала. Впрочем, почему как: это же тот самый Прощальный Бал, который очень удачно соединили с празднованием в честь победы над Темным Лордом. Вот стоит он сам, пьет пунш и краем глаза наблюдает за любимым, который буквально светится от счастья. Еще бы, ведь тот, из-за кого жизнь Героя была искорежена, повержен, и теперь ничто не угрожало спокойной жизни выпускника Хогвартса. А вот и Драко, немного в стороне от остальных, рядом с Винсем и Грегори. Те по привычке охраняют его, хотя сын Люциуса и сумел доказать, что способен сам за себя постоять. Вот взгляд сокурсника скользит по Поттеру, тот словно чувствует его и оборачивается, происходит быстрая дуэль взглядов, в которой выигрывает «хорек». Легкий взгляд в сторону Блейза – тот с непроницаемым выражением лица отвечал что-то подошедшей Паркинсон, рыжий обалдуй болтает с грязнокровкой, девчонка Уизли лезет к Томасу с поцелуями, а Полоумная с Когтеврана танцует с Долгопупсом. Значит, им никто не помешает, отлично! Белобрысый слизеринец уверенно направляется к своему врагу, хватает его за руку и куда-то ведет. Гриффиндорец, так и не сумевший совладать с вороньим гнездом на голове, упирается и шипит: -Чего тебе от меня надо, Малфой?! Тот не отвечает. Они доходят до ближайшего туалета. Самоуверенный отпрыск одного из богатейших и чистейших родов в магической Англии привязывает полукровку с помощью «Инкарцеро» и заставляет его одежду испариться. Холодные руки скользят по телу, кончики пальцев запоминают ощущения… -Малфой, прекрати! -Ты действительно этого хочешь? – голос обволакивает, поневоле взгляд застилается легкой дымкой, и думать ни о чем не хочется, но Гарри борется: -Да! -А почему ты решил, что я буду учитывать твои желания? – голос убийственно ласковый, непривычно звучащий из уст врага. Язык касается уха, и «львенок» зажмуривается. «Змееныш» с удовольствием смотрит на страдающего от внимания ненавистного человека Героя, спускается рукой ниже и вводит один палец в отверстие партнера. Тот закусывает губу, а потом шумно выдыхает, но просить о чем-либо больше не собирается. Да и какой в этом смысл: все на празднике, никому нет дела до двух парней в пустом туалете, занимающихся развратом! Второй палец, третий. Капля крови срывается с нижней губы, неосторожно прокушенной в попытке контролировать свою реакцию, и падает на пол. В почти абсолютной тишине этот звук кажется необычайно громким. «Серебристо-зеленый» нетерпеливо расстегивает молнию на брюках и входит в юношу, ненадолго останавливаясь. Тот мучительно выгибается, рот приоткрыт в беззвучном крике, связанные руки жаждут вырваться из плена веревок, кожа трется, и чувствуется дополнительная боль. Что-то вроде бонуса к тому, что уже есть. Драко начинает двигаться, мучительно медленно, почти осторожно, упираясь руками в стену. «Красно-золотой» тяжело дышит, иногда всхлипывая и постанывая, все еще дергая руками, пытаясь освободиться, выбраться… -Остановись, Малфой, прошу тебя, остановись… - по щекам текут слезы, будущий Забини думает о том, что если он выживет после такого позора, то ноги его будут изрезаны невидимыми осколками разбившихся надежд. Он мечтал, что отдаст свою девственность любимому, что тот будет с ним нежен, ласков и аккуратен, будет шептать всякую успокаивающую ерунду и страстно целовать в губы, чтобы отвлечь от главного действа. Но нет, этому уже не суждено сбыться… Он - тряпка, изменник. Он так упрашивал любимого подождать, хоть и видел, как тяжело тому сдерживаться, и все напрасно, впустую… С громким стоном белобрысая сволочь изливается в него, и в тот же момент руки изнасилованного оказываются свободны. -Ты был неподражаем, Поттер, - коротко бросил аристократ, исчезая за дверью. Гарри подавлен и унижен. По холодным плиткам льется вытекшая сперма, а на щеке высыхает очередная дорожка от слезы. Надо собраться, уговаривает он себя, надо снова улыбнуться, надо… Но слезы вновь и вновь собираются в уголках глаз и вырываются на свободу, прокладывая путь по бледной коже… Может, его недолгого отсутствия никто и не заметит?.. -Хватит! Хватит! – кричит Блейз, с трудом выбираясь из воспоминаний. Друг молчит, лишь тяжело дышит, опустив глаза в пол. Синеглазый в бешенстве сжимает кулаки. -Блейз, я… -Уходи! -Но… -Что непонятного ты нашел в слове «уходи»?! -Послушай… -Ты заставил его страдать! Ты… Ты… - Забини буквально задыхается от ненависти к Малфою. –Ты… изнасиловал… Как ты… Уходи! Сейчас же! Понурив голову и даже не попрощавшись, блондин скрывается за дверью, а оставшийся слизеринец подходит к мужу и берет его руку в свои две, прошептав: -Прости… Прости, что не смог тебя защитить…
Глава 9: Кома -Как он?! Этот вопрос Блейз задавал каждый раз, вбегая в палату, где уже месяц лежал его любимый. Словно самый наивный и глупый гриффиндорец, он продолжал верить, что буквально завтра-послезавтра Гарри очнется, улыбнется и скажет, что все в порядке. Попросит прощения за беспокойство, начнет причитать, что тот осунулся и наверняка ничего не ел. А ведь правда… За эти дни слизеринец стал совершенно на себя непохожим: нездоровая, уже не та привычно-приемлемая бледность лица, круги под глазами. Он похудел и даже начал горбиться. Ел с неохотой, только когда напоминали коллеги или даже сам начальник. Он стал похоже на привидение, все мантии, которые раньше идеально на нем сидели, сейчас висели, словно он был специальной вешалкой для всей этой одежды. Пшеничного цвета шевелюра, раньше лежавшая волосок к волоску, теперь напоминала чем-то воронье гнездо мужа, голубые глаза не сверкали радостным блеском, губы не кривились ни в подобии улыбки, ни в ироничной усмешке, обращенной ко всему, что его окружает. «Змееныш» яростно оберегал гриффиндорца от папарацци, которые, разузнав о дорожном происшествии, случившемся в один из дождливых октябрьских дней, ринулись в больницу Святого Мунго, чтобы заснять знаменитость в отключке и расспросить всех санитаров, которые наверняка что-то думают по этому поводу. «Ежедневный пророк» уже растрезвонил на всю Англию, что у убийцы Темного Лорда случился выкидыш. При этом «скорбно, с истинной печалью и переживанием» добавив, что он не приходит в себя уже очень долгое время, и вся страна будет ждать его «скорейшего выздоровления», на которое все так надеются. Зачем, спрашивается, им это надо? Мирное время, Воландеморт мертв, никаких войн больше не наблюдается, кроме, пожалуй, стычек и облав на оставшихся Пожирателей, но ведь на то существуют и другие авроры, верно? Почему именно Поттер? Почему надо сваливать всю ответственность за вещи, над которыми он не властен, на Золотого мальчика? Колдомедик качает головой. В его глазах сочувствие и… жалость?! Как он смеет жалеть его, гордого аристократа, никогда не теряющего достоинства перед другими?! Как смеет он думать, что тому плохо?! Нет, это не… «Это правда…» - шепчет внутренний голос. И он прав, прав, прав, сотню раз прав! «Змееныш» так устал играть на публику, ему так тяжело было держать на лице холодное выражение, так тяжело с одинаковым холодком в голосе отвечать всем, кто вроде бы как хотел ему посочувствовать. Лучше бы все оставили их в покое, лучше бы не трогали, затихли, молча ожидая и даже не глядя. Блондин хотел тишины, хотел безмолвия, но когда приходил в палату, эта самая тишина давила на него. Он хотел слышать веселую болтовню Гарри, хотел видеть его радостную улыбку и сияющие счастьем изумрудные глаза. Он хотел знать, что если он коснется губ мужа своими, то ему ответят, обняв руками за шею и отчаянно вжимаясь в него всем телом, словно при гормональной буре в позднюю весну. Но этому не суждено случиться. Во всяком случае, пока. Но он ждет. Ждет и верит, что все вернется на круги своя. Когда через неделю после инцидента любимый не очнулся, врачи поставили диагноз: кома. Кажется, тогда «серебристо-зеленый» не выдержал и, опершись о стенку, тихо сполз по ней, закрывая глаза и уши. Он хотел, чтобы это было всего лишь плохим сном, который, почему-то, тянется слишком долго. Ведь это не может быть реальностью, это не должно ею быть. Все теряло смысл без аврора в вынужденном отпуске, все становилось ненастоящим, словно игрушечным. Затянувшаяся игра без второго главного героя. Печально, больше нечего добавить. Каждый день, едва закончив работу, отправляться в больницу Святого Мунго, заходить в ставшую уже родной палату, спрашивать у дежурного колдомедика, как там гриффиндорец, садиться на стульчик у кровати, брать неподвижную руку в свои две и говорить. Говорить, говорить, говорить. Без умолку. Чтобы не было этой звенящей тишины. -Я надеюсь, ты скоро вернешься. Я очень по тебе скучаю. Я очень боюсь, что ты оставишь меня, что я снова буду один среди всего этого. Раньше у меня был лучик света в темноте, а теперь он пропал. И этот лучик – ты. Прошу тебя, если ты слышишь меня, вернись. Ради нашей любви, ради меня – того, кто ждет тебя и кто любит всей душой и сердцем. Но Герой был глух к его просьбам, к его мольбам. И это заставляло сердце болезненно сжиматься в груди. Почему? Почему он впал в кому? Ведь в первый день, когда все произошло, колдомедик сказал, что он держится. А что теперь? Как все может сложиться в будущем? Наверное, это сумасшествие – разговаривать с человеком, который находится в коме, только потому, что есть призрачная надежда таким образом призвать его обратно. Нет, это все глупости! Невозможно, немыслимо! А главное – безрезультатно… Но только пока… Он тешил себя тем, что когда-нибудь Гарри откликнется, что проснется, обнимет его и скажет, что очень хотел вернуться, но бороться было так нелегко… «Мерлин, как же тяжело, как сложно… Почему? Почему?.. – нередко думал Блейз, обращаясь то ли к Небесам, то ли к пресловутому Богу, то ли к Мерлину, то ли, что тоже не исключено, к самому себе. – Почему он не выкарабкивается, почему не борется? Что мешает ему выбраться оттуда? А может…» Внезапная догадка словно острием иглы пронзила мозг: «А может, он не хочет оттуда уходить?» В таком случае оставалось только ломать голову, что же такого соблазнительного нашлось там, что он решил остаться? Родители? Юноша знал, что супруг рос без родителей, а единственными родственниками были Дре… Дрю… в общем, как-то на Д, которые ненавидели магию и все [всех], что [кто] было [был] с нею связано [связан]. Это ужасно. Он бы наверняка повесился, проживая в одном доме с такими людьми. Да еще и к тому же, трусливыми магглами. Ведь магия – это удивительная вещь, которая помогает во многих делах, которая окрашивает жизнь в совсем другие краски, это… Впрочем, нет смысла описывать, не имеющему склонность к магическим способностям все равно никогда не понять. Не понять этого чувства, которое испытываешь, когда берешь в руки палочку, и по венам словно распространяется жидкий огонь, когда вся эта магия словно концентрируется, а потом выплескивается через какое-то заклинание. Для кого-то это невероятно сложно, а кому-то дается с поразительной легкостью. Это индивидуально. Но надежда все равно теплилась внутри, хотя с каждым днем ее становилось все меньше и меньше. Обычно, после долгого бормотания, которым считался рассказ о том, что Забини успел сделать за эти неполные сутки, которые провел без своего любимого, он клал голову на живот парня, не выпуская его руку из своих двух, и закрывал глаза. Перед ними проносились образы их относительно недолгой совместной жизни, и уголок губ дергался, словно он сейчас улыбнется. Но слизеринец не улыбался. Он поклялся себе, что сделает это, когда Поттер очнется. Когда снова будет улыбаться, гулять, отстаивать свое право на то, чтобы работать в любом состоянии, есть и, краснея, тихо замечать, что он, кажется, толстеет. А пока… Так он и засыпал. Согнувшись, не поевши, не переодевшись. «Змееныш» уже давно забыл, что такое нормальный сон. Теперь привычным для него стала именно такая форма сна и именно в такой позе. Как угодно, лишь бы поближе к любимому, но не настолько, чтобы давать материал для компромата, устраивать разврат прямо в больнице. Рваные клочки, обрывки каких-то картин то ли из неясного прошлого, то ли из такого же туманного будущего. Это неважно. Просыпался он от того, что его за плечо тряс колдомедик. Они договорились, чтобы мужчина в белом халате будил его, когда наступало время идти на работу. Естественно, он не расписывал во всех подробностях свой график, просто просил тормошить его, пока не очухается в определенное время. Деньги, что ни удивительно, сами в карман не полезут, жизнь Блейза, в отличие от жизни Гарри, не стояла на месте, он продолжал движение, тем не менее не забывая о своем супруге. Ведь все это для его блага. Порою его захлестывала дикая тоска от того, что ребенок умер. Чертовы машины, чертовы англичане, чертовы правила дорожного движения! Он готов был проклинать все на свете, ведь, по словам очевидцев, которых удалось отыскать с огромным трудом, машина сама вылетела на дорогу в неположенном месте на красный свет. Кто находился за рулем, а главное – о чем он думал?! Но прошлого не воротишь, и оставалось только верить в светлое будущее, которое принесет с собой пробуждение любимого. Больше верить было не во что. Разве что, в то, что он сам не помрет от такого распорядка дня. Забывая поесть, не желая думать о себе и сосредотачивая свое внимание на другом. Такое нетипичное для слизеринца поведение. Но он не мог не думать о «красно-золотом». Нельзя просто забыть, когда так долго стремился к столь желанным отношениям. Так долго выстраиваемая крепость. Крепость отношений на двоих. И какой-то машине суждено было разрушить все. Сломать. Изничтожить. Потому что его муж не возвращается, даже не стонет и не улыбается. Почти никаких признаков жизни. Словно на лице фарфоровая маска. Что же делать, что делать?! Привычным жестом поправить смявшуюся, чуть потрепанную мантию, привести себя в порядок и с гордым видом выйти из палаты, чтобы усталым и измученным вернуться в нее же вечером и снова усесться на стул, чтобы просить все о том же, все того же. «Мерлин, когда же это закончится?!»
Глава 10: Помощь Проходило время. Неделя, еще одна, и еще одна… Словно капля за каплей из не до конца закрытого крана. Хотя причем здесь краны? Тихое «Агуаменти», и не надо никаких поворачивающихся вправо-влево ручек. Все просто. Просто до безобразия, до безумия, до состояния, когда на все плевать. С каждым днем ноша на плечах Блейза становилась все тяжелее. И ношей этой было осознание, что он медленно, но верно становится к Гарри все холоднее. Противный голос в голове шептал, что тот может вообще не очнуться, ведь эта кома может затянуться на несколько лет. И что тогда? Совсем забыть, забросить? Оставить его одного на растерзание другого мира, где он находится? Голос в голове предлагал забыть, да так заманчиво, что он готов был согласиться. Только вот как раз в этот момент он почувствовал, как его кто-то взял за плечо и сказал, что пора идти на работу. Но он был согласен… Почти согласен… В какой-то момент в его голове мелькнула дикая затея: броситься под машину и впасть в кому. Хотя не факт, что это случится, был даже вариант похуже: велик шанс того, что он мог умереть, не рассчитав удар машины, ее скорости и прочие факторы, которые незначительными назвать язык не поворачивался. Но надо было что-то делать, надо было как-то вытащить гриффиндорца оттуда. Но так ли он хотел этого на самом деле? Начался декабрь. Выпал первый снег. В сердце поселилась тоска, ведь он не мог встретить это прекрасное событие вместе с любимым. Он без труда вырвался бы с работы, лишь бы оказаться рядом с любимым и смотреть в его прекрасные изумрудные глаза, которые светятся от счастья, глядя в небо. В небо, с которого летят снежинки, эти ледяные капельки влаги, украшенные искусным узором, таящие на перчатках, застревающие в волосах, путающиеся в ресницах. Все это не имело смысла. Говорят, что греет любовь. Вранье. Потому что сейчас его грело только пальто, только одежда. И ничто больше. Ни теплая рука любимого, ни его теплый взгляд, ни ласковые объятия, ни нежные поцелуи. Лишь одежда, материя, не более. И это угнетало. Невозможно сосредоточиться на одном, если мысли заняты совершенно другим. Можно с горькой усмешкой ставить собственную подпись: «Проверено на личном опыте Блейзом Забини». Осталось только треснуться головой об стол, привлекая чужое внимание и показывая этим жестом, как ему плохо. «Нет, я не сдамся!» Так кричало сознание. А телу хотелось выть, как волку, но не обязательно на луну. Выть, рассказывая о том, как тяжело, как больно, как пусто было на душе, как разъедало все апатией неприятного серого цвета, как все становилось безразлично. «Зима на улице? Да какая разница, хоть в штанах летних выйти, холодно не будет! Слякоть? Ерунда! Надеть сандалии, и, как говорится, в свободный полет! Пусть есть возможность замерзнуть, заболеть, простудиться, да хоть умереть!» Именно когда его посетили такие мысли, слизеринец понял, что надежда на пробуждение мужа угасла. Во всяком случае, в нем. Последняя капля растворилась вместе со снежинкой, что прилипла к окну их общего дома и, превратившись в каплю, не покатилась вниз, а просто исчезла. Мистика… Возможно, блондин был параноиком, но всегда относился к прорицанию и знакам серьезно. А это был знак. Он бы уверен в этом, как ни в чем другом. Юноша помнил: Герой всегда высмеивал Трелони и ее предмет. Но для него это имело особенное значение. Вся его семья имела предрасположенность к различного рода гаданиям, предсказаниям (причем весьма точным), к способности видеть будущее (правда, через поколение, Блейзу в этом плане не повезло). А также (что было очень важным) – к правильному толкованию знаков. Особенно, если они вполне однозначны и по-другому, с какой стороны ни смотри, воспримешь одинаково. Испарилась как надежда, так и любовь, те чувства, которые когда-то вспыхнули между ними. Если не подбросить поленьев, костер погаснет. И он погас. *** Драко был подавлен. Ведь в какой-то степени это из-за него Поттер попал под машину. Небось шел, не разбирая дороги, опустив голову, глядя на постепенно мокнущий асфальт… Придурок! Только вот кто из них – это еще очень большой вопрос. «Мог бы быть и понежнее», - протянул довольный депрессией юноши внутренний голос. «В какой из тех случаев, что были мне представлены?» - с горькой усмешкой спросил тот и понял, что скоро сойдет с ума. И его поместят в больницу Святого Мунго. И он больше никогда не увидит Гарри. Его Гарри. Которого он… «Изнасиловал», - хихикая, подсказал все тот же внутренний голос. -…люблю, - неожиданно даже для самого себя проговорил Малфой и поднял голову. На него смотрел он сам. Всего лишь зеркало, которое отражало бледное, изнеможенное лицо с незримой печатью усталости на нем. Серые глаза не блестели жаждой поиздеваться над кем-нибудь, в них не было насмешки, иронии, злорадства от болезненных подколок. Он превратился в привидение. Правда, тело все еще было и иногда требовало еды, но натыкалось лишь на жестокое игнорирование. Он навещал гриффиндорца. Когда Блейз уходил на работу, он неслышно проходил мимо спящего колдомедика, который сидел на своем посту, не смыкая глаз, и мог поспать, только когда приходил отпрыск одного из богатейших и чистейших родов во всей магической Англии, и входил в палату. Слизеринец не верил. Не верил, что это обычная кома. Нет, проклясть Героя никто не мог, НеоПожиратели не стали бы действовать в открытую, а простым смертным и без мыслей об Азкабане хорошо живется. К тому же, парнишка бы боролся. Но он то ли не может [что маловероятно, ведь у него в любой тяжелой ситуации находились силы на борьбу], либо не хочет. Тогда вопрос вставал по-другому: почему он мог этого не хотеть? Какие изменения могли произойти в его жизни, чтобы вечный сон показался ему более привлекательной перспективой, чем реальность? В библиотеке Поместья было множество занятных книг, содержащие, в основном, ту информацию, которая предназначалась лишь для темных магов. Впрочем, по этому поводу волноваться не стоило: если Малфои в чем-то были светлыми, так это только цвете волос, не более. День за днем… Стопки книг… Долгие ночи… Короткие вечера… Быстрые перекусы… Рябившие строчки… Прикрытые веки… Цветные картинки… Взъерошенные волосы… Пустые фразы… Неоконченные мысли… Оборванные слова… Изрезанные острыми краями страниц пальцы… Он прошел через это. Чтобы найти как можно более эффективные заклятья насильственного [«Опять насилие, да что ж такое!»] вывода объекта из сонного состояния, затянувшееся [способное затянуться] на долгое время. Для начала, естественно, крестник Снэйпа попробовал «Ennervate». Глупо, но попробовать стоило. Разумеется, результата это не дало. Как-то колдомедик воспротивился, пришлось усыпить его на время. Он вернет Поттера, и никто не сможет помешать ему! Потом было несколько зелий. К счастью, для их приготовления не требовалось большого количества времени. Тысячи ингредиентов, отсчет по минутам, свериться с рецептом, посмотреть, правильного ли цвета зелье, какой запах, облепихи или апельсина, насколько оно густое, вязкое. Нельзя было сказать, что светловолосый маг не любил зелья. Он относился к ним нейтрально. Но иногда эта кропотливая, неспешная работа вгоняла его в состояние уныния. Но приходилось терпеть, ведь это ради того, чтобы вытащить убийцу Воландеморта из комы. Это было необходимо. Было перепробовано множество средств, в том числе и различные заклинания, пока не осталось одно. Оно было очень сложным и требовало огромных затрат энергии. В книге говорилось, что когда это заклинание пытался выполнить юный, неопытный маг, он умирал через два дня, до этого терзаясь страшными муками. «Значит, придется попросить его. Есть шанс, что вдвоем выйдет», - решил Драко и отправился в Святого Мунго как раз в то время, когда возвращался с работы его старый школьный друг. Он ожидал злости, ярости, что-то вроде: «Да как ты посмел?! Да после всего, что было!», но наткнулся лишь на безразличие. -Если ты хочешь… - как-то непривычно тихо проговорил Блейз и встал со стула, не отрывая взгляда от лежащего на больничной койке тела. Малфой наколдовал листок пергамента, чернильницу и перо, написал слова, которые надо было произнести, и передал его Забини [сам Драко успел выучить слова наизусть]. Тот безропотно принял бумагу с написанным текстом, пробежался своими голубыми глазами по строчкам и неуверенно кивнул. Длинная вязь неразрывных, труднопроизносимых латинских слов, от которых заплетался язык, прикрытые глаза, чтобы проще было сосредоточиться, и финальный, синхронный взмах двумя палочками, концы которых в итоге оказались направленными на Поттера. Блейз опустился на уже пошатывающийся стульчик, Слизеринский Принц - на соседнюю койку. Оба были почти без сил: заклинание отняло порядочное количество энергии, как магической, так и физической. -Смотри, он пошевелился! – крикнул сероглазый и подбежал на негнущихся ногах к кровати. -Гарри! Гарри, ты слышишь меня?! Гарри, прошу тебя, очнись! Холодные пальцы тонкой руки, лежавшей на животе пострадавшего, чуть пошевелились и сжались. -Давай же, Гарри, я знаю, ты хочешь выбраться оттуда! Вернись! Вернись ко мне! Я… Я люблю тебя! – из последних сил, с хрипотцой в голосе крикнул аристократ. Теперь уже пошевелилась вся рука, из тела вырвался судорожный вздох, словно тот, кто лежал в коме, на самом деле только что из воды вынырнул. Грудная клетка зашевелилась быстрее, Драко показалось, что он даже слышит стук сердца, биение которого внезапно участилось. «Он возвращается!» - ликовало сознание. Изумрудные глаза медленно открылись и несколько секунд бессмысленным, мутным взглядом смотрели в белый потолок больницы. Прошла еще минута, и взгляд стал более осмысленным. Герой резко сел на кровати и удивленно осмотрелся, словно это место было ему незнакомо. Впрочем, так оно и было на самом деле…
Глава 11: Небытье и неполная амнезия После того, как тьма забрала юношу, стало намного легче. Казалось, будто до этого на нем висел камень с килограмм десять как минимум, а темнота сняла его, бросив в свой черный, нескончаемый, не знающий начала и конца рот, проглотив и тем самым не оставив шанса на спасение. Проснулся он от щебета птиц. На губах сразу же расплылась глупая улыбка, пусть он еще и не открыл глаза. Тело было приятно расслабленно, шевелиться не хотелось. Парень вдохнул свежий, чистый воздух и подумал, что попал в Рай. В голове не задержалось ни одной мысли, логической цепочки от того, что произошло, проведено не было. Что-то легкое, явно живое и весьма любопытное неожиданно оказалось на его груди и замерло. Пришлось открыть глаза. Очки были при нем, все так же привычно сидели на носу. Юноша смотрел прямо в голубое небо с очаровательными, пухлыми облачками, которые представлялись ему мягкими подушками. А еще их наверняка можно было использовать в качестве батута. Часто, в детстве, он очень завидовал Дадли, глядя, как его жирный кузен с упоением прыгал в надувном замке или же на простом матрасе. Это было неважно, главное – что он получал от этого удовольствие. А ему родственники этого не разрешали, получая истинное наслаждение от расстроенного вида племянника. Но любопытное «что-то» снова напомнило о себе, и Поттер скосил глаза вниз, увидев… кролика. Да-да, обыкновенного белого кролика. Он смотрел на него своими черными глазами и забавно двигал розовым носиком. -Привет, ты кто? – почему-то чуть хриплым голосом спросил маг. Что неудивительно, ответа не последовало. -Прости, но я бы хотел сесть. Кролик послушно спрыгнул и стал внимательно наблюдать за незнакомцем. Человек же осмотрелся и с радостным удивлением обнаружил, что находится на какой-то лужайке. Сзади был темный лес, который чем-то напомнил Запретный, тот, что был рядом с его школой, а впереди - маленькое озеро, в котором плавало несколько прекрасных лебедей. -Интересно, где я оказался? – задал сам себе вопрос гриффиндорец. -Ты в Небытье, - кратко ответили будничным тоном. Герой немедленно обернулся, полагая, что «кто-то» находится сзади. Три простых слова прозвучали где-то рядом, но никого, кроме животных и птиц, в округе видно не было. -Кто ты? И где? -Знаешь, не могу сказать тебе точно, кто я. И где я, - задумчиво проговорили где-то справа. - Я везде и всюду, - заметили уже слева. - Можешь считать, что я твой помощник в этом мире. Не спрашивай меня, где ты, думаю, со временем ты сможешь понять это сам. Спаситель магического мира озадаченно посмотрел на одного из лебедей, будто это кто-то из них сейчас ввел его в шоковое состояние столь туманным ответом. -А имя? Мне же придется хоть как-то тебя называть… - неловко улыбнулся он. -На твой выбор, - безразлично фыркнули откуда-то сверху. -Что ж… Мммм… Ты будешь Теодором. -Хм, - судя по интонации простого хмыка, Голосу это понравилось. – Еще ни один пришелец не давал мне имени. Как это мило… -Эээ… Тео… А что я здесь делаю? – задал вполне логичный вопрос Гарри. -Ты здесь стоишь, - до жути напоминая ироничными нотками профессора Снейпа, отреагировал помощник. -Похоже, ты один из тех, кто любит цепляться к словам, - чуть расстроено пробормотал убийца Воландеморта. – А где я буду жить? Или мне прямо на лужайке спать? Чем я буду питаться? Одежда? Хоть что-нибудь! Раз уж я не могу понять, какого Мерлина я здесь де… И тут перед глазами пронеслись до боли знакомые события: дождь, пешеходный переход, вылетевшая машина, свет фар, резкая боль и тьма… Выходит, что он попал сюда после аварии? Не исключено. Что это за место, спрашивать бесполезно, он запомнил еще из слов своего неожиданно появившегося «справочника», который любил иронизировать и понимать все буквально, но… -А, значит, вспомнил, - протянул Голос. – Все они вскоре вспоминают… -Кто все? – решил уточнить парень. -А вот не скажу, - со злорадным удовольствием ответил советчик. С этим оставалось только смириться. Но вопрос был в другом: он ничего не помнил. Авария? Предположим. Но все остальное... К кому он шел? От кого? С какой целью? О чем он думал? Что хотел сделать? Где он жил в том мире? Жил ли он один или с кем-то? -Тео… А Небытье – это название? – сдвинувшись с места, чтобы направиться хоть куда-нибудь, в надежде найти место для жилья, полюбопытствовал волшебник. -Одно из них, - туманно изрек невидимый спутник. Других пояснений не последовало. Светило солнце, согревая все живое и неживое своим удивительным теплом. Молодой человек вздохнул и расстегнул мантию. Идти становилось все тяжелее, хотелось поскорее найти место, где он будет жить, ведь не могли оставить его здесь на самопроизвол? К сожалению, молчавший Теодор не пожелал ответить на все заданные им ранее вопросы. И оставалось только гадать, почему: то ли из вредности, то ли из-за того, что новенькому в Небытье вспомнились подробности несчастного случая, то ли еще по какой-то причине. Где-то вдали виднелись горы с прекрасными снежными вершинами, слегка скрытыми туманом, и маг пообещал себе, что когда-нибудь там побывает. Еще некоторое время в пути, и он, наконец, оказывается около маленького домика из белого кирпича. Крепкая дубовая дверь со старой, чуть ржавой ручкой, среднего размера окошки, прикрытые кружевными занавесками, труба на черепичной крыше. По внешнему виду о жилье создается довольно приятное впечатление. Что же окажется внутри? Гарри чуть надавил на ручку и толкнул дверь. Внутри домик оказался более просторным, чем выглядел снаружи. Просторная комнатка с кроватью у стены и шкафом. Проход. Кухонька с полным набором необходимых для приготовления пищи вещей и хранения оных [плита, шкафчики с посудой, ящички со столовыми приборами и приспособлениями для манипуляций с овощами и фруктами типа терки, где-то даже обнаружился миксер и формочки для печенья]. И неприметная дверь. Оказалось, что это туалет с ванной. Что ж, ему торопиться некуда, будет подолгу лежать в ванне и размышлять о вечном. В шкафу обнаружилось достаточно одежды, обуви, постельного белья и полотенец. Недолго думая, юноша включил воду и стал раздеваться. Тело требовало отдыха, мозг – разгрузки, переработки полученной информации, а душа – спокойной жизни. Впрочем, учитывая, что никаких раздражающих факторов в Небытье не было, жизнь явно не обещала становиться бурной и особо насыщенной. Взяв полотенце и новую одежду, парень отправился в ванну. Горячая вода творила чудеса: тело размякло, напряжение спало, голова стала легкой-легкой, все мысли исчезли, словно по волшебству. Он прикрыл глаза и сам не заметил, как уснул. Разбудил нежившегося гриффиндорца Теодор: -Вот опустишься еще сантиметров на пять и захлебнешься. А там уж даже я не знаю, что может случиться… Чтобы умереть здесь, надо обладать огромным талантом. -Ты не мог сказать что-нибудь менее саркастичное? – невнятно пробормотал Поттер и вышел из ванны, начиная обтираться полотенцем. Новая одежда пришлась в самый раз: мягкая, приятного апельсинового цвета футболка и удобные шорты до колен [п\а: о нижнем белье упоминать не буду, но тем не менее оно тоже присутствовало на теле юноши]. Помывшийся взъерошил свои мокрые волосы и улыбнулся: -Как же мне хорошо… -Всем здесь поначалу хорошо, а потом рвутся… рвутся в этот лес, обратно хотят… - ворчливо заметил Голос. -А что там, в лесу? – с интересом спросил Гарри. -О, кажется, он зовет тебя, - оживился интригующий «справочник», проигнорировав вопрос. – Слышишь? -Кто? – озадаченно. -Он, - многозначительно. И тут до Героя донеслись обрывки каких-то фраз: -…скоро вернешься… по тебе скучаю… оставишь меня… света в темноте… слышишь меня… -Кто он? – нахмурившись, поинтересовался у себя же убийца Воландеморта. Голова заболела, ноги подкосились, и он рухнул на колени, стукнувшись ими о деревянный пол. – Кто?.. Я его… Я… его… не помню… Кто ты? И почему зовешь меня? Тишина. Внезапно правая рука стала теплеть. -Что это?.. – он удивленно посмотрел на свою конечность. -Полагаю, он взял твою руку в свою, - с оттенком снисходительности ответил Тео. -Взял мою руку в свою? Кто он? И как он ее взял, если я никого не вижу? Почему я только чувствую? – начиная терять терпение, воскликнул волшебник. -Если в твоей нынешней жизни не будет ни одной загадки, если у тебя не будет желания разгадать, узнать решение поставленных вопросов, не используя готовые ответы, твоя жизнь станет скучной, - спокойно заметил советчик. Спаситель магического мира в бессилье стукнул кулаком по полу, поднялся и сел на кровать, прислонившись спиной к стене и сжав в руках подушку. До самого вечера, пока за маленьким окошком с кружевными занавесками не стемнело, он пытался вспомнить хоть что-нибудь, кроме аварии на дороге. Результата он так и не добился…
Глава 12: Заново прожить Постепенно Гарри привык. Около домика на следующий день после беспокойной ночи появилась натянутая на двух палках веревка, а в ванной обнаружилась незамеченная ранее стиральная м
Глава 13: Второй шанс Сначала я не понимаю, что случилось, не верю в происходящее: буквально секунду назад у меня было ощущение, что я куда-то падал и все никак не мог коснуться дна, словно его и не было, а теперь я где-то в другом месте и чувствую свое тело как-то не так. Будто оно и не мое вовсе. «Что происходит?..» Я с трудом открываю глаза и где-то с минуту бессмысленным взглядом смотрю в белый потолок. Сначала я даже не понимаю: какого Мерлина я чувствую тепло, если мне было так холодно, когда я летел в нескончаемую бездну? Какого Мерлина я чувствую ткань на всех ногах, если на мне были только шорты, не доходящие до колен? Какого черта на мне надеты очки, если они сорвались и разбились, когда я упал на колени в Лесу? «Что за…?» Я резко сажусь на кровати… «Постойте-ка… Кровати?!» …и осматриваю помещение. Совершенно незнакомо… Это же не мой домик в Небытье. И где Тео? «Черт побери, куда я попал?!» Мной начинает завладевать паника, я не могу отделаться от ощущения, что я забыл что-то очень важное, но при попытке даже подумать об этом, голова начинает нестерпимо болеть. -Гарри, с тобой все в порядке? – обеспокоено подает голос кто-то справа. Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь и вижу довольно приятного молодого человека, блондина с серыми глазами, которые смотрят на меня с беспокойством и тревогой. «Мммм, и что я должен ответить? “Все отлично, только вот я ничего не помню”? Я даже не знаю, какие у нас с ним отношения… Кстати, а это что за объект?» Я, наконец, заприметил еще одного человека. У человека этого были пшеничного цвета волосы и словно пустые, голубые глаза. Смотрели эти глаза в пол, казалось, это вообще статуя, а никакой не юноша, тем более, не живой. Что он здесь делает, если даже не хочет смотреть на меня, едва очнувшегося, наверное, не безразличного ему, раз уж это неподвижное «изваяние» сидит здесь? Или… -Гарри?.. - напомнил о себе молодой человек справа. Я уже собирался ответить, как в глазах все начало расплываться и перед ними начал собираться маленький экранчик, который показал мне… …меня самого, понуро опустившего голову, идущего по улице под дождем, без зонта. Я думаю о чем-то нехорошем, я уверен, пусть и не могу вспомнить, о чем именно… Мне очень плохо и больно… Пешеходный переход. Одна полосочка «зебры», вторая полосочка «зебры», третья полосочка «зебры», четвертая поло… Автомобильный гудок, свет фар, столкновение, резкая боль и тьма… Сердце забилось быстрее, потом остановилось, замерло, и его как будто что-то сжало. Я согнулся пополам, прижимая руки к груди. Мерлин, как же больно! За что? -Гарри! – этот сероглазый юноша подбегает ко мне, придерживает, пытается посмотреть на лицо. У меня появляется такое странное ощущение, когда он зовет меня по имени. Есть в этом что-то неприятное, но в то же время в животе будто порхают бабочки. Сотни бабочек, которые щекочут меня своими крыльями. Что же это? Чего я не помню? Почему так противоречив в его присутствии? -Ну да, я – Гарри, а ты кто? – не придумав ничего умнее, чем спросить напрямик, поинтересовался я. Он отстраняется, почти отшатывается и испуганно смотрит на меня. «Что? Что я такого сказал? Чего ты так на меня уставился, парень? Что молчишь, будто немой, я у тебя имя спросил, между прочим! Неужели так тяжело сказать свое имя человеку, который немного не пришел в себя после аварии?» Ведь это была авария, я правильно понял? Ну, тогда, с машиной… И сколько я, интересно знать, провалялся тут? Я повернул голову к окну и увидел… снег. Мерлин Великий, вы представляете, снег! Я вскочил с кровати и понесся к окну, но тело еще очень плохо меня слушалось. Я споткнулся, не сделав и пары шагов, и многообещающе свалился в объятия все того же молодого человека. Нахмурившись, я пробубнил [п\а: нет, вовсе не спасибо, обломитесь!]: -Вообще-то, я спросил твое имя. -Драко, - смешно растянув одно-единственное слово, ответил он. Хм, не знаю, почему, но я подумал, что оно ему идет. -Драааакоооо… - повторил я и беспечно заявил: - Я тебя не помню. На лице у него появилось такое болезненное выражение при моей последней фразе, что я почти раскаялся в собственном признании. -Я переоформлю документы, - бесцветным голосом произнес второй блондин, который мне так и не представился. – Ты ведь хочешь, чтобы он был твоим мужем? -Мужем? Эй, постойте-ка! – возмутился я. – Что за «без меня меня женили»?! Я же ничего не помню! -Да, пожалуйста, - невозмутимо ответил этот нахал Драко, игнорируя мое восклицание. «Знакомый незнакомец» исчез, а мой будущий муж совершенно некультурным образом поцеловал меня в губы, счастливо рассмеялся и сказал, что мы покидаем это ужасное место. Право же, я не понял, чем оно ужасное, но задумываться над этим подолгу не стал. Нас остановили медбратья. -Мистер Забини, Вы еще не до конца восстановились, мы настоятельно рекомендуем Вам остаться здесь еще как минимум на неделю… Мой спутник вытащил палочку, наставил ее прямо на сотрудника больницы и сказал, что если они нас не выпустят добровольно, то каждый, кто встанет у нас на пути, будет изуродован так, что его даже родственники не опознают. Понятия не имею, чего такого страшного можно найти в деревяшке, но мужчины устрашились и немедленно ушли, словно растворились. Пусть на свободу был открыт. У Малфоя (не поверите, из памяти сама собой всплыла фамилия) оказалось еще одно пальто, которое он великодушно накинул на меня перед выходом на улицу. О, я был счастлив! Я всегда любил зиму, пусть и чувствовал собственное одиночество именно в это время года. Я любил сидеть у окна и воображать, как у меня появится друг, который будет со мной гулять, рассказывать про свою абсолютно нормальную жизнь и играть со мной в снежки. А еще, конечно же, лепить снеговика. Такого большого-большого, который не получился бы даже у самых высоких и сильных взрослых. Но потом мне опять стало плохо, и слизеринец (Слизерин – это один из факультетов в той школе, которую я закончил когда-то, я вспомнил) заторопился в Поместье. Я сразу оживился, побежал за ним, стал засыпать вопросами: а какое Поместье, а чье оно, а большое ли. Он как-то странно на меня смотрел, но все равно отвечал. Да, оно действительно оказалось большим. Даже нет, не так, оно было огромным. Я такого восторга лет эдак с одиннадцати, наверное, не испытывал. Почему с одиннадцати? Не знаю. Просто в голову именно эта дата почему-то пришла. Возможно, в это время произошло что-то необыкновенное. Эх, как некстати у меня эта дурацкая амнезия случилась! В большущей столовой мы выпили чаю, я согрелся и искренне поблагодарил хозяина сего прекрасного помещения. Он сказал, что это только начало и сейчас принесут ужин. Да-да, ужин, ведь было уже довольно темно, время к вечеру близилось. Когда я проснулся в больнице, было где-то около пяти. Я успел глянуть на часы, пока Драко спорил с медбратьями. После трапезы я чувствовал себя таким усталым, будто я не силы через еду черпал, а марафон бежал с самого утра. Видимо, сегодня для меня был очень тяжелый день. С какой-то стороны это правда: столько потрясений, какие-то непонятные разговоры, недосказанности, тот странный молодой человек из больницы… -Где я буду спать? – логичный вопрос, не так ли? -Со мной, - следует ответ с тоном под названием: «Ты что, это же само собой разумеется!» Я запнулся, сглотнул и отправился вслед за будущим супругом. -Не бойся, я не собираюсь тебя совращать, я просто тебя обниму. Так будет теплее. Я не стал спрашивать, разве не должно служить одеяло для теплоты, и прижался спиной к торсу парня, юноша обнял меня. Было уютно и приятно, я закрыл глаза и тут же провалился в сон… -Где я? – что я сплю, и так понятно, но само место?.. -В Небытье, - также кратко и буднично, как и в первый раз, ответили мне. -Опять?- с коктейлем «удивление+возмущение» возопил я. -Неужели у тебя присутствует ощущение дежа вю?- насмешливо. -Это так странно?- подозрительно. -Нет, ничуть. Просто я думал, что ты все забыл. Да ты и так все забыл. Он был расстроен… Ты правда добивался именно этого? -Чего этого? – кажется, я теряю нить разговора. -Сам поймешь. Когда проснешься… И я понял. Что все перевернулось с ног на голову. Я был не в больнице. И спросить «почему» можно было только у… -Мерлин!!! – заорал я, слишком поздно закрыв себе рот руками. Ведь я не… я не… Как я мог оказаться в кровати Малфоя?! Я помнил все. Все, кроме последнего дня. Вчерашнего. Я напился и забылся до такой степени, что пришел к своему врагу ради траха? Что произошло? Почему я..? Драко подскочил, как ошпаренный, и спросонья не понимал, почему я так ору. Как объяснить ему всю степень моего шока в культурных словах при учете того фактора, что слаженным, четким, последовательным выражением мыслей я никогда не владел? Я отдернул одеяло и кинулся прочь из комнаты, чтобы попытаться все обдумать. Только вот в каком именно месте я собирался это обдумывать, если не знал, где здесь какая комната?.. -Гарри! – заорали сзади, и я поднажал, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться, куда деться? В итоге я открыл первую попавшуюся на глаза дверь и с силой хлопнул ею, закрыв со своей стороны. Теперь он хотя бы не вломиться сюда, чтобы удовлетворить свои похотливые желания с утра пораньше. Впрочем, действительно ли у нас было что-то вчера, или у меня разыгралась бурная фантазия? Я осел на пол, плевать, что он прохладный, и стал вспоминать. Я жил с Блейзом. Мы с ним – супружеская пара. У меня был ребенок. Но ребенок был не от Блейза, а от нахального слизеринца, в кровати которого я сегодня проснулся. Я сказал мужу, что я беремен. Он обрадовался, сказал сидеть дома и не волноваться подолгу. Я вышел на прогулку. Решил купить себе булочку. И столкнулся с Хорьком. Он аппарировал вместе со мной в Поместье, заставил меня кончить при нем и отпустил. Я был сбит машиной и попал в Небытье, где на время забыл о внешнем мире. Потом слизеринец меня вытащил, я вспомнил все происходившее и… и… и… и очнулся. Я сказал, что ничего не помню… Весь вчерашний день вереницей пестрых картинок пробежал перед моими глазами. Я вспомнил все. Снова. По щекам потекли слезы. Больше всего было больно от того, что я потерял ребенка. Такая неосторожность, неосмотрительность. Как обычно, я думал только о себе. И вот результат. -Гарри! – в дверь начали барабанить. – Гарри, ты что, плачешь? Что случилось? -Что случилось?! – закричал я. – Ты спрашиваешь меня, что случилось?! Мой муж ко мне охладел, я потерял ребенка и пролежал в коме как минимум два месяца! Я потерял то, ради чего стоило жить! Даже несмотря на то, что это был твой, ТВОЙ ребенок, Драко! Скажи, документы уже оформлены? -Да, - проговорил он так тихо, что я едва расслышал его, пока всхлипывал и вытирал слезы. – Прости меня… Я не знаю, сможешь ли ты, но я действительно раскаиваюсь в том, что натворил. За то время, что я был без тебя, я понял, как ты важен для меня, как нужен. Я хочу быть рядом с тобой, хочу сделать тебя счастливым, хочу увидеть твою улыбку, адресованную только мне… Он все говорил и говорил, а я всхлипывал и думал, смогу ли я его простить. Он изнасиловал меня, принес мне такое огромное количество боли, заставил пройти через такие вещи. Я вышел замуж за его друга. За одного из его свиты. Зачем? Чтобы заставить его ревновать. Чтобы поиздеваться над ним, заставить его страдать, чтобы он почувствовал то же, что чувствовал я. Свадьба. Это простое, короткое слово возымело гораздо больший эффект, чем если бы я начал подкалывать его так же, как он меня, чем если бы я все-таки сорвался в какой-то момент и послал бы в него Риктусемпру. А лучше Серпенсортию. Пообщался бы со своей сестричкой. У них ведь эти гребаные змеи на гербах! Смогу ли я простить его? Под силу ли, учитывая мои гриффиндорские качества, такие, как упрямство, гордость (возможно, даже чрезмерная, не буду отрицать), свободолюбие. А ведь студенты факультета Салазара – дикие собственники. Вполне в духе Малфоя не давать мне и шагу лишнего ступить. Так ли это выгодно – простить его? Но тут очень некстати вспоминаются слова Теодора: «Но ты любишь его. Любишь, несмотря ни на что». И, черт подери, он прав! Сотню раз прав! -Дай мне второй шанс… - заканчивает Драко по ту сторону двери, и я понимаю, с горечью и радостью одновременно понимаю, что готов его простить. Ведь это в духе гриффиндорца – продолжать верить, не взирая на какие-либо препятствия, верно? Продолжать любить, будучи уверенным в том, что любые преграды сломаются перед этим прекрасным чувством? -Хорошо, - открывая дверь и глядя сверху вниз на хозяина Поместья, проговорил я. – Только обещай. Обещай мне, что никогда больше не сделаешь больно. Что не заставишь страдать, что не бросишь, снова оставив одного. -Обещаю, - встав и серьезно посмотрев мне в глаза, кивнул он. Мы начали новую жизнь. Мы привыкали друг к другу, выстраивали свои отношения заново, учились находить компромисс. Мы шутили друг над другом, но это было по-доброму, без злобной подоплеки, без желания задеть серьезно. Мы вспоминали школьные события, гуляли под руку по аллеям и улицам, пили чай с печеньем в маленькой кафешке, срывали листья с деревьев в безлюдном парке, кормили хлебом голубей. Это прекрасное слово – «мы». «Мы» - это уже не один, а с кем-то. И это так приятно осознавать. Мы не спешили с постельными отношениями. Легкие поцелуи, ненавязчивые прикосновения. Скорее всего, мой страх вернулся бы, если бы все началось сразу же с занятий любовью. А пока… Он давал мне время освоиться, и я был благодарен ему за это. Сейчас он представал передо мной в совсем другом свете. Он был нежным, внимательным, заботливым, в какой-то мере даже веселым. Я пытался пристрастить его к маггловским фильмам. Он сразу заявил, что это не для него, но я упросил его посмотреть хотя бы две-три комедии. Под конец Драко сказал, что ему подобного не понять, и фыркнул. К этой идее мы больше не возвращались. Спустя месяца три, мы переспали. Это казалось уже не таким противным, как тогда, в ночь Прощального Бала. Сейчас я хотел этого и не собирался захлебываться слезами. Все-таки сделанного не воротишь, так что моя девственность принадлежит ему. Позже я узнал, что беремен. Когда я сообщил об этом любимому, он долго-долго кружил меня по комнате, а потом поставил на землю и, счастливо смеясь, повторял, что мы начнем жить совсем по-другому, а во сне бормотал про эхо от топота маленьких ножек, отражающееся от стен. Теперь я понял: каждый имеет право на второй шанс...
14, последняя, бонус-глава, без названия Прошло девять лет. Моему Дэни уже восемь. Я называю его своим, потому что ничего от Драко в нем нет. Кроме, разве что, глаз. И то отчасти: они у моего мальчика серо-зеленые. Необычный цвет. Я бы даже сказал, завораживающий. Мой Дэни – очень умный мальчик. Меня, правда, беспокоит, что он слишком много времени проводит за книгами и совершенно не хочет выходить на улицу. К сожалению, также пришлось оставить мечты о том, что сынишка станет прекрасным игроком в квиддич. Папа вроде любил эту игру, и я люблю. И Драко. В кого же он такой? Если бы здесь была Гермиона, я мог бы свалить все на нее, но миссис Уизли и ее вспыльчивый супруг больше ни разу не встретились на моем жизненном пути. О Джинни я ничего не слышал, с братьями-близнецами потерял и без того слабую связь после аварии, Артур без устали работал в Министерстве, ему не до меня, Невилл улетел в какую-то далекую страну, где растет один из редчайших видов какого-то удивительного и очень полезного в медицине растения. А больше никого и не было. В такие моменты и понимаешь, насколько одинок. Муж теперь постоянно пропадал на работе, губы его, после поцелуя, растягивались в улыбку-извинение, которая давала за него оправдание, мол, это же для обеспечения Дэни, для нашего общего блага. Иногда я думал, что он мне изменяет, но потом тут же отбрасывал эту мысль в сторону. Он не мог так поступить. Не мог, верно? Ведь он просил меня тогда, девять лет назад, умолял, прижимаясь к двери, дать ему второй шанс. И я дал… Часто я задумывался: а что же делать, если все-таки придется уйти? Наверное, попытаться вернуться в Годрикову Лощину. Никакому нормальному магу теперь не придет в голову сунуться туда, но… Это навеет столько неприятных, болезненных воспоминаний. Юному Поттеру-Малфою (я не позволил, чтобы ребенок был с только его фамилией, это казалось мне отбиранием ребенка, заявление прав на него только одним из любящих родителей) вряд ли под силу понять меня, паренька, прошедшего войну, жившего без родителей, потерявшего друзей только лишь из-за того, что, по сугубо личному их мнению, я сделал неправильный выбор. Разве не мне было это решать, разве не мне? Наблюдая за поведением моего мальчика, я каждый раз радостно отмечал, что все же ко мне он тянется больше, чем к Драко. Я считал этого ребенка только своим. Только. И иногда чувствовал себя больным на голову, если в животе начинало ворочаться что-то наподобие ревности, когда мой белокурый муж целовал ребенка в макушку на прощание. Я знаю, это глупо, но ничего поделать с собой я не мог. Пару раз у меня появлялось ощущение, что я превращаюсь в домохозяйку. Я постоянно сидел без дела, не зная, чем заняться. Вышивать, сами понимаете, меня не тянуло, писанина и рисование – это не мое, а читать… С одной стороны, это был хороший повод, чтобы больше времени проводить с сыном, а с другой, мне хватило книжек еще со времен учебы в Хогвартсе. Ох, как Гермиона заставляла нас с Роном читать огромные тома! Меня это всегда вгоняло в уныние. Конечно, оставался еще один, последний вариант – пойти играть в квиддич. И однажды я даже попытался. Меня приняли в только начавшую формироваться команду. Ловцом. Как и тогда. С первого курса. Пьянящее ощущение полета, осознание, что ты летишь, ты свободен, что все твои заботы и проблемы остались внизу, на земле. Но не было другого. Спустя две-три тренировки я понял, что мне нужны зрители. И не абстрактная толпа, которая бы орала, пытаясь поддержать меня (к слову сказать, в школьных матчах это только мешало), а два единственных человека, самых дорогих для меня, самых близких: моего мальчика и Драко. Я хотел увидеть тень ностальгии на лице любимого, туман воспоминаний в глазах мужа и неприкрытое восхищение в серо-зеленых омутах восьмилетнего мальчика, который вечно сидел за книжками вместо того, чтобы гулять и развлекаться, как многие дети. И я бросил команду, искренне извиняясь перед капитаном за то, что принял такое неожиданное решение, и уверяя, что дело совершенно не в команде, а коллектив так вообще самый замечательный. Иногда я вспоминал. Вспоминал, как возился со своим мальчиком в детстве, как поддерживал его. Как он держал всеми своими маленькими пальчиками мои указательные и упорно шел вперед, хотя ножки еще не совсем окрепли, и ему было только десять месяцев. Наверное, я стал еще сентиментальнее с тех пор. С тех пор, как понял, что на свет появилась маленькая частичка меня. Особенно ярким воспоминанием было то, когда в день рожденья ребенка мы пошли всей семьей в парк аттракционов. Драко, сказавший, что я – вечный ребенок, засмеялся и вслух заметил, что там, куда мы пойдем, мне и есть самое место. Я картинно насупился и отвернулся. Идем мы по этому самому парку, я придерживаю сынишку, чтобы его никто не толкал, тихо радуюсь, что всем этим людям наплевать на их Героя, и с восторгом смотрю на различные сладости вроде сладкой ваты и леденцов с карамельками. Волею судеб я часто «зависал» в прошлом, так сказать, злоупотреблял возможностью обратиться к прошлому опыту. Но мое прошлое было далеко не таким, как у Драко или моего мальчика, и с ним сравнивать не стоило. Детства, как такового, у меня не было, ведь это ненормально: лишать ребенка еды за то, что он совершил какой-то поступок, который не поддается научным объяснениям, верно? Как там говорят маггловские ученые? «Что необъяснимо наукой, то не существует»? Ну-ну, моя предрасположенность к магии и сама магия - вещь необъяснимая, а от того, стало быть, и несуществующая. Впрочем, я не о том. Когда мы сели в Чертово Колесо, Дэни неожиданно спросил: -Папа, ты любишь своего мужа? Фраза это звучала просто ужасно, особенно если учитывать, что в типичных детских сказках дети спрашивают: «Мама, а ты любишь папу?» Да, все у меня не как у людей. Вопрос этот, как я догадался, относился ко мне. Я посмотрел на Драко, а потом перевел взгляд на сына: -Конечно, люблю. А почему ты спрашиваешь? Мое последнее предложение было успешно проигнорировано. -А ты любишь папу? Это уже вопрос к моему белокурому супругу. -Разумеется, люблю. И очень ценю каждый миг, когда он рядом. Нам пришлось через многое перейти, чтобы быть вместе. К щекам прилила кровь, взгляд сам собой вперился в пол кабинки. -Значит, вы – гомосексуалисты, - констатировал факт ребенок. – Я читал об этом. Я поперхнулся сладкой ватой, кашляя так, словно болею уже как минимум неделю, а Малфой от удивления выплеснул на меня весь молочный коктейль, который с наслаждением потягивал через полосатую трубочку. -Где ты такую книжку нашел, сынок? – прохрипел я, с трудом отдышавшись. -У нас в Поместье была одна книжка про темные заклинания и ритуалы. Там говорились про связь между людьми одного пола. Я нашел определение в словаре. А что такого? Действительно, Мерлин мой, что такого? У меня любознательный ребенок, он решил все выяснить, не затягивая. Нельзя же его наказать за то, что он захотел выяснить значение непонятного слова, пополнив тезаурус, верно? -Малыш, ээээ… Ты не чувствуешь себя уязвленным от того, что у тебя нет мамы? – задал я порядком волнующий меня вопрос. Драко тоже напрягся, не тая своего желания узнать ответ. Дэни посмотрел сначала на меня, потом на моего возлюбленного и покачал головой, проговорив: -Естественно, нет. Наверное, только мне показалось, что в воздухе витала легкая недосказанность в виде фразы: «А что, должен?» Больше, слава Мерлину, мы к этому вопросу не возвращались. Драко говорил правду. Во всяком случае, я хотел в это верить. Потому что ночью мы брали друг от друга то, что не могли взять днем. Жадные, жаркие поцелуи, собственнические ласки, резкие движения, обжигающее кожу дыхание, словно одно на двоих… Это было прекрасно. С тех пор я в шутку говорил, что ночь станет моим любимым временем суток. Но она им почему-то так и не стала. В один из погожих весенних дней я сидел на кухне, задумчиво глядя в окно и иногда отхлебывая чай из кружки с нарисованными на ней красными розами, которую подарил мне супруг на годовщину. В голову мне лезли странные мысли о том, не свихнулась ли Алиса после того, как вернулась из Страны Чудес. И хотела ли она когда-нибудь вернуться обратно. Знаю, довольно странные вопросы, я и сам был удивлен. Но думалось мне, что рассуждать о таком я начал неспроста. Знаете, почему-то только сейчас я задумался над тем, что Небытье было чем-то схоже с той сумасшедшей страной из книжки Кэрролла. Спросите, откуда я об этом знал, если тетя никогда не читала мне сказок? Оттуда. Потому что я читал их своему мальчику. Помнится, он очень странно отреагировал на это произведение. Когда я прочитал последнее слово, он изрек лишь: -Каждый человек в итоге возвращается к истокам своего безумия, - и замолчал. Иногда меня пугает его серьезность, ведь он еще так юн, но в то же время совсем не похож на ребенка. Особенно, если понаблюдать за ним во время чтения: брови чуть сдвинуты, глаза скользят со строчки на строчку, указательный и большой пальцы правой руки уже держат следующую страницу – Сама Серьезность и Сосредоточенность. И эти загадочные фразы… -А я думал, ты не вспомнишь, - нежно проворчал мой давно забытый собеседник. От неожиданности я разжал пальцы, отпуская кружку, которая разбилась в тот же миг, как соприкоснулась с кафельным полом. -Тео? – мой голос дрогнул, а губы сами собой расплылись в глупой улыбке. – Как ты сюда попал? Я думал, ты способен жить только там. -Значит, ты жестоко ошибался, - фыркнул он, и я понял, что счастлив. Создавалось ощущение, что я встретил очень близкого друга, с которым расстался тысячи лет назад. Образно выражаясь. -Что послужило причиной для твоего появления? – обратился к нему я, взмахом вытащенной из кармана мантии палочки заставив осколки вновь стать единым целым и поставив это единое целое на стол. -Я хотел предложить тебе… убить его. -Убить, - эхом повторяю я и вдруг начинаю вспоминать. Опять. Вспоминать, чего мне это стоило – убить. Пусть Том Реддл и был бесчеловечной скотиной, я понимал, что его смерть не вернет всех тех, кого он забрал. Говорят, что герои – эгоистичные личности. Так почему бы и мне не быть эгоистом, подумал тогда я. Почему бы не скрыться где-нибудь, предоставив другим защищать своих близких? Со всеми, кто был мне близок, на тот момент я мог встретиться только на другой стороне зеркала Еиналеж. Грустно усмехаетесь? Я тоже. Сейчас боль немного притуплена, ведь это боль из прошлого. Но, тем не менее, не взирая на какие-либо обстоятельства, я эгоистом не стал. Наверное, очень даже зря. И вышел на битву. На последнюю в жизни (или жизни после смерти, не берусь сказать точно) великого Темного Лорда битву. Я потом еще долго не мог отойти от состояния ужаса, что я убил. Блейз успокаивал меня, держал в своих объятиях и шептал, что все хорошо, все уже закончилось, что моя жизнь изменится. -Она уже изменилась, - в очередную нашу встречу ответил ему я. «Только вот к лучшему ли?» - промелькнуло в голове. Он вздрогнул и замолчал. Так мы и сидели, молча, ни говоря ни слова, лишь держась за руки. -Убить? Нет, я не… Как ты можешь предлагать мне…? – я вскочил со стула, буквально задыхаясь. -Убей, - приказ. Четкий, холодный, на который невозможно ответить «нет». «Теодор, ты ли это?..» - гаснет последняя мысль в сознании, и я чувствую, как губы сами произносят: -Да. Но он на работе. Надо подождать. Аваду Кедавру использовать нельзя, засекут в Министерстве, стало быть, надо использовать подручные средства. Прямо как маггл. Мне кажется, что все это нереально. Словно я - актер, которого взяли на роль убийцы в психологический триллер с заявкой на отсутствие счастливого конца в пьесе. Ужасно. Но я ничего не могу с собой поделать. Есть не хочется, не хочется даже шевелиться. Идти к сыну я боюсь, не дай Мерлин, и с ним чего-нибудь жуткое сотворю. Смотрю в окно, думая о том, что мне придется сделать. Говорят, что смотреть в окно – это признак депрессии. Не знаю, правда ли это, я больше склонен полагать, что это признак задумчивости. Мне о многом предстоит подумать прежде, чем я совершу самую большую ошибку в своей жизни. -Гарри, я дома! – какой знакомый голос. Буквально через несколько минут… Мерлин… Под рукой очень кстати, правда, непонятно, откуда, оказался нож. Хм… -Да, дорогой! – выбегаю из кухни, перепрыгиваю ступеньку, спешу к мужу. Он отшатывается и косится на инструмент для резки овощей. И не только… -А, это? – я очень натурально сыграл удивление. – Я… готовил, - ляпнув первое, что пришло в голову, я убрал нож за спину. -Ох, Гарри, - он расслабляется, в голосе нежность, а в глазах – тень укоризны. – Я же говорил тебе, что об этом можно попросить эльфов. -Но… но… я не против, правда, - я застенчиво улыбаюсь и подхожу к нему. Провести свободной рукой по щеке, поцеловать. Как по сценарию, честное слово. -Ммм, Гарри… Ты должен знать, Драко. Перед смертью ты должен знать, что я всегда любил слушать, как ты произносишь мое имя. Я протыкаю ножом его грудь. Зрачки серых глаз расширяются от удивления. Я опускаю его на пол. По кафельным плиткам течет кровь. -Ты… так и не простил… меня? – выдавливает он, с болью глядя на меня. А? Простил? О чем он? Ах, он про… Хм, с чего бы это он вдруг? Наверное, он считает, что это единственная причина, по которой я мог бы его убить. Неожиданно даже для самого себя я хихикнул, и слова сами собой вырвались из горла: -Да, не простил. Супруг закрывает глаза, его грудная клетка перестает двигаться. Сколько могут жить волшебники? Больше ста пятидесяти лет при желании, это точно, однако, волшебнику Драко Малфою не суждено было прожить и полных тридцати. Я рассмеялся: какая проза! Так, теперь надо бы его куда-то деть. Не оставлять же его посреди главного холла. И сдаваться аврорам (бывшим коллегам, чтоб их) я не собираюсь. Для начала очищающее заклинание для ножа, кафеля и одежды любимого. -Ты его убил? – абсолютно спокойный голос. Я поднимаю голову и вижу своего мальчика. Что я должен ему ответить? -Мне… мне Тео приказал… -Нет никакого Тео, папа, - его серо-зеленые глаза смотрят прямо мне в душу. – Его нет. Смирись с этим. -Но как же… -Это твое второе «Я», - он качает головой, подходя все ближе. – Оно хотело запутать тебя. Поэтому и сказало, что ты его любишь, а потом приказало убить. Я читал об этом. -Откуда ты…? Что это за кни… - я ошарашен. Нет, я шоке. -Не спрашивай, папа, это неважно, - он присаживается рядом со мной и обнимает. На секунду мной завладевает страх: откуда он мог знать? Что за книжка? Что за мистификация? Мой ли это сын вообще? Но как только он крепче прижимается ко мне, я изгоняю из сердца все сомнения и, тепло улыбаясь, обнимаю его в ответ: -Мы как-нибудь справимся. Нам ведь и вдвоем хорошо, правда? Сынишка отстраняется, и я впервые вижу улыбку на его лице. -Дэни… - выдыхаю я, взъерошив и без того растрепанные волосы. Мой мальчик. Он весь в меня. Драко я превратил в тумбочку, а Тео больше никогда не слышал. Аврорам я сказал, что супруг вернулся домой и остался на ночь, а когда я проснулся утром, то не смог его нигде найти. Они считают его без вести пропавшим. Глупцы. Мы с Дэни спокойно живем в нашем Поместье, нужды в деньгах не испытываем, пользуясь огромным капиталом, получившимся в итоге объединения счетов Малфоев и Поттеров. Мой мальчик этой осенью поедет в Хогвартс. У нас хорошая жизнь. Я никогда не был так счастлив, как сейчас. Думаю, что Дэни тоже.
Название: Struggle and revenge of Severus Snape [Борьба и месть Северуса Снэйпа] Автор: Белла ака Принц ака Кито Направленность: слэш Пейринг: ГП\СС, упоминание ДП\СС Рейтинг: NC-17 Жанр: ООС, ангст(?), дарк, BDSM(?) Размер: мини Саммари: Как отомстить, если тот, кого ненавидишь, уже мертв? Очень просто: надо всего лишь перевалить все грехи отца на сына, и никаких проблем... Статус: закончен Отказ от прав: Миссис Роулинг, официально признаюсь Вам, что не собираюсь присваивать Ваших героев [желания оказаться в суде не возникало и не возникает и по сей день] Предупреждение: возможен ООС Снейпа и полный абсурд происходящего Посвящается: Любовь Олеговне, человеку, очень соблазнительно рассуждавшему о различном применении английской обуви с длинными мысами и извращениях рода Поттерианского Размещение: просьба сообщить
Единственный синоним, который небезызвестный зельевар Северус Снэйп мог подобрать к слову «жизнь» (относительно, разумеется, своей жизни) – это слово «борьба». Всю жизнь Северус Снэйп боролся: сначала с настоящим, потом с «простым» прошлым, а затем с усовершенствованной формой прошлого, которое воплотилось в настоящем. Не так уж запутано, если задуматься всерьез. И не так уж безуспешна была эта борьба, если судить со средней строгостью. Сначала были конфликты родителей и отчуждение. Пьяница-отец, постоянно избивавший беспомощную мать и скандаливший по любому поводу, впрочем, как и без повода вовсе, одиночество, насмешки, подколки, подозрительные взгляды, шушуканья за спиной о чрезмерной бледности и странности. «Эти Снэйпы, они такие странные. Не общаются ни с кем из соседей, безвылазно сидят в своем доме, можно подумать, мать мальчишку совсем не кормит, глядите, какой худой. А сама-то, сама… Еще пара месяцев, и ее за шваброй будет не разглядеть! Бедняжка, наверное, плачет каждую ночь от безысходности… Да и сынишка, тот еще экземплярчик. На вид ему лет девять, почему же он еще не в школе? Неужели они настолько бедны, что даже не могут купить ручек и тетрадок? Или он у них умственно-отсталый? Все время хмурится и ни с кем не разговаривает. Это все гены, точно вам говорю, гены, весь в родителей пошел…» Маленького Северуса почему-то чрезвычайно раздражали подобные шепотки. Какая этим судачащим женщинам была разница до жизни их «ненормального» семейства? Обсуждали бы своих абсолютно нормальных детей, с восторгом бы описывали, как маленький малыш впервые сказал слово «мама», делились бы впечатлениями от очередного бульварного романа или чем там занимаются глупые жены магглов. Нет же, надо сунуть свой любопытный нос в совершенно не свое дело. Как это глупо, как безнравственно! Были мысли о Хогвартсе, были ночи в библиотеке Снэйпов с догорающей свечкой на столе, были внимательные наблюдения за опытами матери. Пока отец был тих и спокоен (как ни банально, такое случалось, только когда он спал), можно быть уверенным в том, что мама спустится в подвал и начнет изобретать что-нибудь этакое, в чем он пока еще не разбирается так же хорошо, как Эйлин, но уж в Школе Чародейства и Волшебства он точно будет постигать эту науку с большим энтузиазмом. Ведь это самый любимый предмет матери, верно? Он выучит каждую формулу наизусть, он продолжит дело мамы, он будет стараться ради нее. Была Лили, рыжеволосая девчонка, выброс магии которой произошел на его глазах. Она была другой. Такой же, как он. Волшебница. Были разговоры, был смех, звучавший в его ушах колокольчиками, и странное ощущение удивительное легкости во всем теле. Хотелось улыбнуться ей в ответ, хотелось смеяться вместе с ней и рассказывать веселые истории. Только вот веселых историй в жизни Северуса не было. Были только боль, горечь и мертвая надежда на счастливую семью. Была Петунья, которая с завистью и злостью смотрела на них из окошка славного домика, совсем не похожего на дом Снэйпов. Мальчик чувствовал на себе ее взгляд и думал, как же не повезло рыжеволосой девочке с сестрой. Был вокзал Кинг-Кросс, куча толпившихся детишек, жавшихся к родителям и не желавших их отпускать, и клетки с совами, которые (совы), нахохлившись, смотрели на проходящих мимо людей. Его же мама лишь поцеловала в макушку и обняла, чтобы потом исчезнуть за кирпичной стеной, отделявшей платформу девять и три четверти от маггловского мира. Была заплаканная Лили, сидевшая напротив него в купе и говорившая, что сестра ее ненавидит. «Но она ведь всего лишь маггл!» - протестовало сознание мальчика. Он пытается успокоить ее, говорит про Хогвартс. Она ведь должна успокоиться при его упоминании, верно? Она ведь не верила в него, не верила. Пока Северус ей не сказал, что им обязательно придет по письму, что они обязательно сядут на поезд и едут в школу, где учат Волшебству. И все это разрушил Поттер. Ни один человек не смог вложить столько ненависти в шесть букв, сколько вложил в эту чертову фамилию полукровка. Даже Воландеморт, в порыве злости выкрикивая фамилию злейшего врага, не сравнился бы с ним [п\а: давайте оставим тот факт, что в данном контексте речь идет о разных Поттерах, за кадром, ладно?] Бесцеремонно влез в беседу, спрашивая про Слизерин. Ну и что? Ну и что, дьявол его задери, что Снэйп хочет попасть в Слизерин? И этот Блэк, чертов Блэк… Все началось именно с этих двух остолопов… -Эванс, Лили! Лили нетвердым шагом подходит, садится на табурет. Едва коснувшись рыжих волос, Шляпа провозгласила: -Гриффиндор! Из горла Снэйпа вырвался тихий стон. Естественно, Северус попал в Слизерин. Люциус Малфой со сверкающим значком старосты на груди похлопал его по спине и усадил рядом с собой… И началось… Таких врагов, как Поттер и его компания, которая на втором курсе обучения пополнилась (в ряды отважных Мародеров вступил робкий паренек Ремус Люпин), он не пожелал бы никому. Фантазия ловца Гриффиндора, неиссякаемый ее поток вкупе с неиссякаемым потоком оной же некоего Сириуса Блэка, чрезвычайно гордого тем, что, вопреки ожиданиям семьи, попал на факультет, «славный тем, что учатся там храбрецы», являлся такой взрывоопасной смесью [подчас и в прямом смысле того слова], что доставалось не только студенту, любившему Зельеварение. Однако, основной упор был на него. Северус никогда не верил, что к Мародерам (впрочем, как и к другим представителям факультета Годрика, помимо одной привлекательной девочки, которая ) можно применить словосочетание «здравомыслящие люди». И их «шуточка» в Визжащей Хижине, пришедшаяся в аккурат на конец пятого курса, стала подтверждением этому. А также апогеем войны между одним-единственным слизеринцем и кучкой недоразвитых гриффиндорцев. Конечно, Альбус замял это дело, но, что досаднее всего, не перестал потворствовать этим дурацким выходкам. Одна из которых разрушила их отношения с Лили. Эванс была тем человеком, который следовал правилам. Правда в том, что это к и без того понятным правилам, а также установкам, которые были оглашены деканом. Но существовали также правила и законы негласные, которые можно было заприметить по какому-то определенному типу поведения. И к одному из таких негласных правил относилась вражда между Гриффиндором и Слизерином. Снэйп не склонен был верить в то, что вражда двух сильнейших магов, участвующих в основании Хогвартса, могла перекинуться на факультеты, названные их именами, а рыжеволосая девушка вообще не признавала подобного расклада. А потому здоровалась с Северусом в Большом Зале, с удовольствием работала вместе с ним в паре на Зельеварении, гуляла с ним после уроков, обсуждая домашнее задание. Как он любил эти дни… А Поттер, этот чертов Поттер, снова все разрушил! Лишил его этих драгоценных мгновений, проведенных рядом с ней… -Оставьте его! Северус! -Грязнокровка… Он ненавидел Поттера. Ненавидел за все его проделки, за все унижение, которое ему пришлось испытать, за то, что, несмотря на свою заносчивость и высокомерность, он смог чем-то ее привлечь. Чем-то, пленившим ее настолько, что она вышла за него, оставив Северуса одного, лишь переписываясь со школьным другом время от времени. После окончания Школы Снэйп стал Пожирателем. О чем не преминул пожалеть в первый же год «службы». Лили погибла, не в силах противостоять Темному Лорду. Плюс одна причина ненависти Поттера в копилку юного зельевара: он не смог ее защитить. Наверное, глупо, ведь и слизеринец не мог дать гарантии, что выстоял бы против Волан-де-Морта, но все-таки, все-таки… «Поступление в Школу равно возвращению к старому, давно забытому». К такому выводу пришел юный слуга Тома Реддла, но отступать было поздно. -Я думал… вы… спасете ее… -Они с Джеймсом доверились не тому человеку. Как и Вы, Северус. Вы тоже надеялись, что он ее пощадит? Он задыхался. -Ее сын жив. Он мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху. -Ее сын жив. У него ее глаза, точно такие же. Вы ведь помните глаза Лили Эванс? -ПРЕКРАТИТЕ! – выкрикнул он. – Умерла… навсегда… -Вас мучает совесть, Северус? -Лучше бы… лучше бы умер я… Самобичевание. И борьба с прошлым. Воспоминания. Воспоминания о первом разговоре, о поездке в Хогвартс, о прогулках у Озера… Это было невыносимо, но он держался. Пока не пришлось бороться с новой проблемой… -Бездарный, самовлюбленный, как и его отец, любитель нарушать правила, жадный до славы и внимания, нахальный… -Вы видите то, что хотите видеть, Северус, - ответил Дамблдор, не отрывая взгляда от журнала «Трансфигурация сегодня». – Другие преподаватели говорят, что мальчик скромен, приятен в общении и не лишен дарований. Лично мне он кажется симпатичным ребенком. О, как же зол был Снэйп на директора, как зол! Ведь он прекрасно понимал, что гены не могут не влиять на мальчишку, и со спокойной душой спускал ему все шалости, способствуя продвижению Гриффиндора. Ненавижу! Он не успел достойно отомстить Джеймсу [Ах, мой Лорд, какая досада, что Вы его убили!], зато у него есть прекрасная возможность перенести все грехи отца на сына и отомстить паршивцу со шрамом на лбу. -Отработка в девять, Поттер, мне надоели Ваши перешептывания с Уизли. О, мальчишка преисполнен ненависти к нему, ведь он так долго мучает «нашу приевшуюся знаменитость». Ему не терпелось прошипеть в ответ отродью Джеймса, что эта ненависть взаимна. Ох, как взаимна! И она намного сильнее пресловутой любви. В любых ее проявлениях. Вот и повеселимся на отработке… На ужине преподаватель с трудом держал себя в руках, все внутри требовало скорейшей расправы над Мальчиком-Который-Выжил, над мальчиком, у которого не существует понятия совести. Это наследственное. К сожалению, ничего от Лили, кроме цвета глаз, этому сыну Мародера не досталось. -Вы ведь помните глаза Лили Эванс? Он вздрогнул и дал себе мысленный наказ не вспоминать об этом. Не вспоминать, и точка. Седовласый старик подозрительно косится на него. Чувствует? Ну и пусть, директору все равно не остановить его. Даже если он прикажет, холодно сверкнув голубыми глазами за своими очками-половинками, шпион все равно сможет найти лазейку в его словах, сможет обойти прямое указание. Кому, как ни Дамблдору, манипулятору и изворотливому гаду (странно, что он был гриффиндорцем), знать о том, где и как находить выходы из, казалось бы, безвыходных ситуациях. Он ничего не сможет изменить, не сможет воспрепятствовать ему. Это «простая» отработка, Альбус должен был привыкнуть к такому отношению. Ах, этот святой директор, пытавшийся перевоспитать отродье Мародера! Как глупо, право же, как глупо! Спуститься в кабинет, сесть за стол и ждать. Уже скоро девять. Долго ждать не пришлось: в без минуту назначенное время раздался слабый стук в дверь. -Входите, Поттер, - два слова, сказанные столь холодным тоном, видимо, достигают ушей стоявшего с другой стороны, поскольку дверь открылась, и парень вошел внутрь. Тихо прошептать запирающее и заглушающее заклинания, чтобы мальчишка не заметил. Ни к чему это пока что, ни к чему. -Чистка котлов без использования палочки, приступайте. Особое наслаждение доставляла кислая физиономия этого любителя нарушить правила при выполнении задания. А теперь надо исполнить свой план... Что ж… Профессор медленно подошел сзади и прошептал на ухо студента: -Оставьте их, Поттер, я займусь ими позже… Тот вздрагивает, оборачивается, в зеленых глазах на секунду мелькает страх. Прекрасно. -Знаете, Поттер, возможно, если бы Ваш отец никогда не появился на свет, моя жизнь была бы менее опасной и тяжелой. Не думайте, что я жалуюсь, я, так сказать, досадую, что Вы ни разу не оказались в моей ситуации. Вы даже не представляете, Поттер, что такое выбор, - связав мальчишку с помощью заклинания «Инкарцеро» и проигнорировав его возмущенно-удивленный возглас при неаккуратном «размещении» на полу, разглагольствовал хозяин кабинета. – Выбор – это не когда Темный Лорд говорит Вам: «Гарри, я могу убить Грэйнджэр, а могу Уизли. Кого оставить в живых сейчас?», нет. В данном случае Вы могли бы ответить Грэйнджэр, потому что Уизли и так целое семейство, выводок, который только и авадить, все равно эти рыжие еще расплодятся. Выбор – это когда Вам говорят: «Гарри, у тебя есть два выхода: умереть или подчиниться мне. Умерев, ты останешься гордым и не увидишь смерти своих близких, подчинившись мне, ты предашь все, чему когда-то был верен, и своей же рукой убьешь тех, кто когда-то подарил тебе иллюзию на теплоту». Что бы Вы выбрали? -Умереть, - тут же выпалил «пленный». -Умереть… - повторил за ним декан Слизерина, прошептав еще несколько слов. Одежда с Мальчика-Который-Выжил тут же исчезла. – Так бы ответил и Ваш отец, я уверен. Что с вас возьмешь, гриффиндорцы. А я выбрал бы подчинение. Не потому, что я слабый человек, во все нет, а потому, что друзей, как таковых, у меня и не было, а то, чему я был верен, я верен до сих пор. Это Зелья. Прекраснейшая наука, в которой требуется четкость, внимательность и сообразительность. А главное – логика, которая отсутствовала как у Вашего отца, так, собственно, и у Вас. Носок ботинка резко, без подготовки, врывается в девственный анус парнишки. Если бы не заглушающее заклинание, на все подземелья раздался бы дикий крик, ничем не замутненный крик боли. Мужчина кривит губы, брезгливо глядя на немедленно появившуюся кровь, пачкающую его идеальную обувь: -Поттер, можете не трудиться, нас все равно никто не услышит. Полагаю, Вы сами поймете, почему. Снизьте громкость для меня, мои барабанные перепонки могут этого не выдержать. Гриффиндорец тихо скулит, извиваясь, дергаясь, пытаясь отстраниться, высвободиться из плена веревок, но безуспешно. Да и что он сделает, даже если окажется способен к каким-либо действиям? Болезненное жжение в анусе не давало бы свободы движений, а палочка лежала в кармане мантии, которая вместе с остальной одеждой лежала на парте позади профессора. Черноволосый маг вертел ботинком как только мог, лишь бы линий раз понаблюдать за искривленным в гримасе боли лицом мальчика. Сейчас, когда очки упали и разбились, а глаза были затуманены болью, весь юноша в целом, казалось, совершенно не отличался от своего родителя. Оно и к лучшему, определенно, к лучшему… -Тебе нравится, Севви? Ты тяжело дышишь… -Отпусти, Поттер, отпусти, мантикора тебя задери… -Ты вздрагиваешь. Это признак возбуждения? -Ты сам с собой разговариваешь, слабоумный? Это ведь ты половину Хогвартса перетрахал, а не я. И куда только директор смотрит? -Сквозь пальцы, Севви, сквозь пальцы… -Оно и видно. Отпусти меня, чертов извращенец! -Нет, Севви, только не сегодня… - горячее дыхание обжигает ухо, Джеймс резко входит, не заботясь о партнере, который мучительно выгибается, закусывая губу… - Давай же, Севви, ты ведь мне должен. Слышал, что говорят в школе? Что я спас тебя от опасности. Ты должен мне, Сев, помни об этом… Помни… Короткое «вжик», легкий шорох, тихая возня. -Не надо, сэр, прошу вас, - шепчет этот жалкий комок плоти, связанный и обнаженный, потерявший гордость, раз умоляет того, кого ненавидит всей душой. – Мне очень жаль, что мой отец делал вам больно… -О, ты не представляешь, сколько раз он делал мне больно. Как тяжело я после этого отходил, как пытался смириться, просто забыть, мечтать о временах, когда наши дороги разойдутся раз и навсегда. Но ему было мало… Все время мало… Он не рассказывал тебе о своем грязном секрете?.. Снэйп ненадолго замолкает, чуть ослабив веревки, сместив их, поставив мальчишку на четвереньки, резко входит в него, одновременно с этим хлестанув ремнем от брюк, который специально захватил с собой сегодня, по спине. Короткий вскрик, прокушенная до крови губа. Нет ничего прекраснее зрелища, чем униженный враг пред тобою на коленях. Грань различия между Гарри и Джеймсом становится все призрачнее, черные глаза пожирают хрупкую юношескую фигурку алчным взглядом. Я разукрашу тебя так, что в пору будет выбрасывать, как ненужную куклу. Кажется, ты любишь девчонку Уизли? Увидь она тебя сейчас такой, желала ли бы она тебя, а? Один удар, второй, третий… Один толчок, второй, третий… Северус слышит тихие всхлипы и чувствует, как радость, садистская радость захватывает тело и прокатывается по нему волнами вместе с наступающим оргазмом, на секунду затмевающим сознание… Поттер освобожден, но не спешит сбежать, лишь лежит и дрожит, боясь сделать лишнее движение. Непривычно нежно зельевар касается его тела, проводит палочкой по ранам, заживляя их, оставляя только один шрам, белый, яркий, словно клеймо на бронзовой, загорелой коже. Пихает в руки одежду, одевается сам, пока мальчишка всхлипывает и дрожащей рукой направляет палочку на сломанные очки. -Ре-ре-ре-репаро, - наконец, выдавливает он, стекла очков неохотно становятся целыми, паутинка трещинок исчезает. -Идите, Поттер. Идите… -С-спасибо, с-сэр, - запинаясь, проговорил Гарри и медленно пошел к двери. Когда юноша уже готов выйти, Северус снимает заклинания и смеется в голос. Этот смех злой и одновременно счастливый. Мальчик вздрагивает и поспешно покидает кабинет, хлопнув злосчастной дверью. А Снэйп смеется ему в спину, смеется, не останавливаясь. Наконец-то, он отомстил. За себя, за свою разрушенную жизнь, за разбитые мечты, за умерщвленную надежду на светлое будущее. Свет - это не для слизеринцев, так ты говорил, Джеймс? Так знай же, он и не для гриффиндорцев… Не в этот раз, Джейми, слышишь, не в этот раз…
Название: Пластмассовые розы Автор: Белла ака Принц ака Кито Направленность: слэш Пейринг: ГП/ДМ Рейтинг: PG Жанр: romance, POV Драко Размер: мини Саммари: Рассуждения Драко о их любви Статус: закончен Предупреждение: Поттер мертв. Если кого-то не устраивает такое положение вещей, не читайте Отказ от прав: Миссис Роулинг, официально признаюсь Вам, что не собираюсь присваивать Ваших героев [желания оказаться в суде не возникало и не возникает и по сей день] Размещение: сообщите хоть
Знаешь, после твоей смерти мне многое довелось повидать. Но то впечатление, та картина останется со мной навсегда, хочу я того или нет. Ты бы, наверное, не поверил, но я ушел. Ушел из магического мира, сломав палочку и швырнув ее в лицо чудом выжившему отцу. Он был в бешенстве. Вместо доброго напутствия и нежного поцелуя в лоб с ласковыми словами: «Теперь ты ни от кого не зависишь, так что можешь идти, куда пожелаешь, я тебя держать не буду» его прощальным подарком стало двадцать одно «Круцио». Интересно, и как я умудрился не сбиться со счету?.. Мать плакала, я слышал ее приглушенные всхлипывания. Кроме этого болезненного звука, в Поместье не было слышно ничего. Казалось, хоть запрись на чердаке или спустись в потаенные подвалы, все равно будет слышно, как женщина, которая всегда презирала бывшего Хозяина моего отца, которая всегда казалась сильной и непоколебимой, душила в себе рыдания от того, что ее сын, ее «милый, маленький мальчик», единственный наследник рода Малфоев, с легкостью отказался от магического дара, который рос и развивался вместе с ним все это время. Она не могла понять, почему я так поступил, а я не мог ей объяснить. Она не могла, и я не мог. Вот и вся арифмантика, никаких длинных формул и занудных лекций. Правду говорят: иногда один лишь миг может повлиять на всю дальнейшую жизнь. Война закончилась, все стало таким же, как прежде. Во всяком случае, мне казалось, что окружающие пытаются это имитировать. Но все равно чувствовалось ошеломление, не дававшее покоя. Никто не мог отпустить себя, никто не мог расслабиться. Не верилось, что тот, кто держал весь магический мир в страхе, наконец-то, мертв до конца. Я тоже не верил. Но мне привычнее, чем многим, жить в напряжении. Для меня одно неверное движение – уже недопустимая ошибка. Так вот, об уходе. После прощального подарка отца я с трудом ходил, о способности к устной речи лучше вообще не упоминать. Шатаясь, я добрался до своей комнаты, доплелся до шкафа, дрожащими руками вытащил чемодан, который от природы своей был увеличен во внутренних размерах заклинанием, и стал собирать туда вещи, которые всегда мне принадлежали. Ты не представляешь, какая это пытка: на негнущихся ногах от шкафа к чемодану по несколько раз. Под конец процедуры я со стоном свалился на кровать и еще долго не мог уснуть. С одной стороны боялся, что сделай я хоть одно движение, и боль снова пронзит сознание, с другой – что онемею, если не шевельну хотя бы указательным пальцем левой ноги или правой руки. Это было невыносимо. Я ненавидел себя за этот страх. Проснулся я, ощущая мягкий шелк кожей спины. Разлепив губы, чтобы зевнуть, я вздрогнул: на них осталась запекшаяся кровь, ранки после укусов, чтобы сдержать крики от очередной порции папиного подарка, открылись, алая жидкость немедленно начала капать на постельное белье. Попытавшись потянуться, я услышал хруст стольких костей, что засомневался в наличии такого их количества в моем теле. Я попрощался со своей комнатой, со всем уютом, который она мне подарила. Поблагодарил ее за охрану и защиту, за возможность дать мне отдохнуть от мира лжи, постоянного вранья, за то, что она укрывала меня, плачущего и разбитого, униженного и оскорбленного, злорадного и ехидного, улыбчивого и порою даже немного нежного, что закрывала от каждого хотя бы собственной дверью. Родители уже обедали на свежем воздухе, когда я спустился вместе с чемоданом вниз и прошел мимо них, словно они были мне чужими, совершенно незнакомыми людьми. Впрочем, с того момента это можно было считать правдой. Кто они мне? Родители? Нет. Ведь родители не отказываются от своих детей только потому, что они сделали свой выбор. И неважно, что этот выбор не сходился с их планами. Впрочем, Малфои – семья довольно странная, так что лучше не заострять на этом особого внимания. А еще лучше забыть, что я сам являюсь одним из этих Малфоев. Заносчивых, гордых, не признающих выбор, который не согласовывается с их ожиданиями. Первым делом в банк Гринготтс. Сикли, кнаты и галлеоны мне были теперь совершенно ни к чему. Какой смысл иметь в банке счет с магическими деньгами, если полноправным членом магического общества без палочки я не являюсь? Оставалось только поменять их на маггловские и отправиться на поиски… нет, не истины, всего лишь магазина одежды. Не могу же я разгуливать по маггловским улицам в мантии? Что меня примут за странного – так это совершенно точно, а могут и больным, тогда вообще в какую-нибудь психбольницу засадят. «Кстати, это выход». Именно такая мысль пришла мне в голову. Что я мог делать? Готовить? Не смеши меня, ведь раньше все делали домовые эльфы. А теперь вот некому. Придется учиться. Вышивать крестиком? Уволь, этим обычно занималась матушка. Строить? Это работа не для аристократов. Пусть я перестал быть им по статусу, но я оставался им в душе. Играть на фортепиано? Это умение было на среднем уровне, с таким не возьмут даже в самую захолустную кафешку. А вот психиатрическая лечебница… Свою прежнюю одежду я продал, получив еще немного денег, и появился в маггловском магазине в черных брюках, черных лакированных туфлях, которые ужасно жали, и белой рубашке, которая неприятно липла к телу. Естественно, чего ты хотел: июль на дворе! Иногда я втайне мечтал о том, чтобы носить более свободные одеяния, где не было бы с десяток пуговиц. Более свободную обувь, сняв которую, захотелось бы не облегченно, а, наоборот, разочарованно вздохнуть, что ты с ней расстался. И я нашел такую. Купил достаточно, чтобы хватило на первое время, а потом, по обстоятельствам, разберусь, что, куда да как. Жилье я нашел довольно приличное, хозяйкой оказалась приятной наружности женщина лет 35-40, которая вежливо мне улыбнулась и сказала, что, пожалуй, для такого воспитанного молодого человека, как я, у нее найдется комнатка. Помещение было гораздо менее масштабным, чем мои прежние апартаменты, но в ней находилось все необходимое: дверь в комнатку с душем, туалетом и умывальником, у небольшой, но наверняка довольно удобной кровати стояла тумбочка, а под самой кроватью было достаточно места, чтобы там поместился мой небольшой чемоданчик. У стены стоял дубовый шкаф чуть выше меня. Плата за месяц не такая уж высокая, сказала мне миссис Фингерс, овдовевшая в 30 лет, и назвала цифру, от которой мои губы растянулись в усмешке. За ней я скрывал облегчение: она могла запросить намного больше. Я кивнул и отдал ей за два месяца вперед, попросив заодно газету и список близких к месту, где я теперь живу, заведений, в которых можно найти работу. В газете ничего интересного не обнаружилось: глупая статья про автокатастрофу, сплетни о какой-то маггловской звезде и статистика с дурацкими процентами тех, кто отравился генномодифцированными продуктами. Меня это не интересовало. В списке же заведений, где предположительно могла быть работа для меня, значились только кафе «Красный Цвет», вакансия официанта [чтобы я – и прислуживал кому-то?!], пекарь в булочной «У МакНигенса» [из меня такой же пекарь, как из стола скаковая лошадь с медалью за первое место, выигранное без введения в кровь доппинга], учитель английского в местной начальной школе [вспоминая опыт Северуса, пусть он и работал с почти взрослыми людьми, я бы никогда не согласился на такое] и парикмахера в «Мастере на все руки» [побрить всех наголо, и дело с концом]. Разумеется, миссис Фингерс же не знала, кто я по образованию. Не знала обо мне фактически ничего, кроме имени и фамилии. Но я был уверен, что где-то рядом есть психбольница. Во всяком случае, потому, что я этого хотел. Надев легкую футболку и выглянув в окно, я вдруг подумал, что у меня нет документов. У меня было свидетельство о рождении, но только лишь с этим меня на работу не примут. О, Мерлин, насколько же проще было бы там! Но я сам избрал этот путь. Пришлось, опираясь на объяснения местных жителей, дойти до конторы, отсидеть в очереди и плести всякую чушь про то, что «я странствовал налегке и в пути потерял паспорт, совсем недавно остановился у такой-то дамы и очень хотел бы иметь при себе хоть какой-нибудь документ, удостоверяющий мою личность, помимо свидетельства о рождении». Позже, разобравшись с паспортом, я узнал о какой-то «трудовой книжке» и «дипломе специалиста». Специалиста в чем, я так и не понял, а потому явился в психиатрическую лечебницу или, как магглы это ласково звали, «желтый дом» с новоиспеченным паспортом, в представительном виде (специально по случаю купил костюм), с большим запасом уверенности в своих силах. Директор смотрел на меня скептически, врать ему про то, что трудовая книжка «потерялась по пути сюда» или еще что-нибудь, не стоило. Но я должен был получить эту работу! Иначе я не Малфой! -Ну, расскажите-ка мне, Драко, почему я должен принять вас на работу? Чем вы отличаетесь от какого-нибудь вора и проходимца, который может обокрасть все мое учреждение в первый же день работы? Рефлекс был таков: выхватить палочку хоть откуда-нибудь и проклясть мерзавца, который посмел сказать, что Малфой – это вор и проходимец! Но дело заключалось в том, что палочки у меня не было. И вряд ли еще когда-нибудь будет. Так что пришлось стиснуть зубы, совладать с собой и, откинувшись на стуле, растягивая слова, как истинный аристократ, произнести: -Вам ведь не хватает сотрудников, верно? В наше время найти спокойных, уравновешенных людей не так-то просто. А я именно такой. И, поверьте, мне ваши медикаменты, ножи, вилки, ложки и коляски не нужны. Даже деньги. На первое время того, чем я располагаю, мне хватит. Но меня привлекает именно эта работа, понимаете? Он сверлит меня внимательным взглядом. Не знаю, что он пытается сделать, но сканировать мою голову так, как Лорд или Северус, он все равно не сможет, так что не стоило смотреть на меня подобным образом. Потому что у меня тоже есть разные взгляды. Например, такие, от которых у многих мурашки по телу проходили. -Хорошо, я нанимаю вас, пусть это и незаконно. Вы интересный человек… -Благодарю вас, - ответил я на два его предложения разом и направился к двери. -Можете начинать прямо с завтрашнего дня. Халат возьмете на выходе у охранника. Сначала будете работать с утра, а потом меняться с кем-нибудь. Например, с Генри. Он хороший парень. Я обернулся, бросил на него короткий взгляд, кивнул и вышел. Охранник подал мне сверток с вылезающим оттуда белым краешком халата. -Спасибо, - приняв сверток, сказал я и ушел. Пришлось купить часы. И наручные, и «натумбочные». Потому что вставать с раннего утра я не привык, а надо было завести будильник. Ведь работать я начинал чуть ли не с рассвета. Первое время, сказать по правде, было очень сложно, ибо рефлексы брали свое. Тумбочка [как назло, честное слово!] была справа от кровати, как и в моих прежних покоях, и я привык первым делом вытянуть правую руку, взять палочку и сонно пробормотать «Акцио, одежда». И что ты думаешь? В первое же утро, не обнаружив артефакт, я едва не закатил истерику, подумав, что миссис Фингерс ее украла. Потом я озадаченно спросил самого себя, кто такая миссис Фингерс, и постепенно осознал, что все произошедшее – отнюдь не плод моего воображения и даже не сон, а самая что ни на есть обыкновенная реальность. Пришлось смириться и вбить себе в голову, что одежда не приземлится больше мне в ноги и не натянется сама при взмахе «простой» деревяшкой. Интересно, что отец сделал с ее обломками? Выбросил в камин? Или сохранил, как единственную память о предавшем его сыне? Впрочем, это было бы слишком сентиментально, вряд ли он стал бы так поступать. Это не в стиле Малфоев. Хотя я не могу ручаться, ведь, несмотря на то, что мы семья, каждый из нас в чем-то загадка для другого. В первый день работы было слишком много, у меня едва ли не пухла голова. Добрый директор с усмешкой, которая выдавала в нем самого Дьявола, явно решившего поиздеваться надо мной, магом, добровольно отказавшимся от волшебства, выдал мне огромную стопку папок. Дела. Биография каждого пациента с (слава Мерлину!) прилагавшимися фотографиями. В определенный момент я подумал просто забрать эти фотографии, наклеить их на эти особенные маггловские листы [это явно не пергамент] и написать рядом с каждой имя, фамилию и диагноз. Чтобы все было кратко и просто, а не так нудно и долго. Но пришлось запоминать все до мельчайшей подробности. Пришлось искать справочники, чтобы прочитать про каждую болезнь, быть может, фобию, подробно. Три этажа с множеством извилистых коридоров и абсолютно одинаковых дверей. Разве что номера есть: 29, 83, 67. У них странные номера, которые [что крайне неудобно и совершенно непонятно] не идут по порядку. На первом этаже можно найти сотый кабинет, а на третьем – 42. Где, спрашивается, логика? Может, те, кто работают здесь, тоже постепенно лишаются рассудка? И ладно, что номера, нет даже табличек с фамилиями. Опять надо лезть в досье, смотреть, какой номер у каждого пациента. Это так раздражает, ты просто не представляешь, насколько. Где-то за месяц я освоился, запомнил всю требующуюся информацию и часто заступал на дежурство в ночь, меняясь с темноволосым Генри, который втайне боялся лифтов, таких маггловских кабинок, которые поднимают тебя с этажа на этаж. Очень, скажу я тебе, неудобный страх, учитывая, что он снимает квартиру и находится она не так уж низко. Впрочем, это не мое дело. Обязанности? Все не так уж сложно. Каждый «псих», как их зовет Генри, может беспрепятственно ходить по помещению, но выбираться на улицу они могут только под присмотром санитаров, так что моя первая роль – это роль выгуливающего. Они так оживляются на улице, ты не поверишь: бегают, играют друг с другом в салочки, пытаются спрятаться за деревьями или скамейками. Только мистер Флаэрс стоит около двери и не отходит от нее ни на шаг. Он был крупным бизнесменом [кажется, так у них зовутся трудоголики, я не помню точно], державшим конкуренцию с компанией-врагом. Компания-враг подослала к его семье наемных убийц [что-то вроде наших ПС, только без Лорда, они за плату маньячат], но мистер Флаэрс оказался дома [чего по плану произойти не должно было] и своими глазами увидел, как они зарезали красавицу-жену и маленькую дочку Анжелику. У него случился нервный срыв, а потом амнезия со странным отклонением: он впал в детство. Когда приехавшая полиция спросила его, что произошло, он ответил: -О чем вы?! Я – Дэниэл, мне девять лет, и я потерялся. Не помню, как здесь оказался. Голова болит… Помогите… Видимо, детство у него было очень тяжелое, болезненное, ведь не всякий ребенок в девять лет остерегается всего живого и хмурится, вцепившись в ручку двери. Однажды он закатил истерику, проснувшись поутру. Он подумал, что мать-таки избавилась от него, сдав в приют. Я смотрел на него и впервые чувствовал себя беспомощным. Что я мог ему сказать? Что на самом деле ему 32 года, он потерял семью, а его родители уже давно в мире ином? Это грозило бы непредвиденными и наверняка малоприятными последствиями. Так что я просто наблюдал за Генри, который схватился за шприц и пытался ввести успокоительное в вену мистера Флаэрса. Еще у нас есть одна занятная личность, которая просит звать себя Стивеном. На самом деле его зовут Роберт МакКеллерти, в недалеком прошлом работавший врачом. Он избрал эту профессию, потому что хотел спасти свою любимую, Джейн Уорлингтон, которая болела… Мерлин, забыл, чем именно. Если не вникать в подробности, чтобы ее спасти, нужна была операция. Она была беременна и сказала, что если у нее родится сын, а она умрет при родах, он должен назвать дитя Стивеном. Но родилась дочка, которую назвали Лори, сама мать действительно умерла, а мистер МакКеллерти остался один с новорожденным ребенком на руках. В итоге девочку сбила машина, когда она возвращалась из школы, и Роберт, оставшись без семьи, сошел с ума. Он стал Стивеном, фактически говоря, взял себе имя неродившегося сына и вел себя соответственно мальчику лет семи. Постоянно хихикал, баловался, вредничал и отказывался есть. И его отдали сюда, где «Стивен» и продолжил свою хулиганскую деятельность. Был у нас и Ричард Симметрия. Генри прозвал его так за педантичность в плане симметрии. Оказалось, это была его любимая тема в школе, он потихоньку на ней свихнулся. Его выгнали с работы за то, что он заказчику, который обещал очень приличную сумму, в лицо сказал, что не работает с несимметричными людьми. Я так думаю, он просто позлить его хотел, а мужчина юмора не понял. Так он и очутился здесь. Как-то я встретил его в коридоре: он гулял, что-то ворча себе под нос. Когда он поднял глаза и посмотрел на меня, единственной фразой, которая слетела с его уст, было: -Вы несимметричный, у вас на левой руке часы есть, а на правой – нет. Спорить с ним было бесполезно, убеждать, что мне ни к чему часы еще и на второй руке, собственно, тоже. Так что я просто прошел мимо него, а он – мимо меня. И все было решено. Я просто промолчал, а он больше не нашел, к чему придраться. Но больше остальных нуждался в общении Эрик. Свою фамилию он не выносил, почему-то просто терпеть не мог. Если слышал от кого-то или видел ее на какой-то бумажке, приходил в такую ярость, что тебе даже не снилось. У него была одна странная особенность: впадать в истерику при упоминании цифр. Стоило назвать при нем хоть одно число, Эрик начинал носиться по помещению, хватаясь за голову и едва ли не вырывая клочьями волосы. А потом подбегал к ближайшему человеку [коим почему-то всегда оказывался я] и начинал трясти, завывая и спрашивая, какого числа у него День рожденья. Да, знаешь ли, и такое приходилось запоминать. Но самое главное – не говорить и не отмечать его День рожденья. Мне Генри рассказывал: ему как-то напомнили о сим празднике… Ух, что было! Вся психбольница с прекрасным названием «Райский уголок» едва не рухнула в тот же день. Так что на второй закономерный вопрос после выяснения даты «А какое число сегодня?» надо ответить максимальное далекое от знаменательной даты. Тогда Эрик успокаивался, усаживался на любую горизонтальную поверхность и тупо смотрел на то, что оказывалось перед глазами, будто стена, висевшая над кроватью картина или рама окна. Так, я ведь говорил об обязанностях. Вторая моя обязанность – следить за тем, чтобы они нормально ели и не повыкалывали вилками глаза друг другу. И третья [если я в ночную смену] – проверять, все ли находятся в своих номерах, все ли ведут себя спокойно, не уходят ли к другим, чтобы нарушить дисциплину, снова устроив какое-нибудь дикое безобразие. И вот я, наконец, подхожу к тому, что заставило меня серьезно задуматься… Я сидел в комнате отдыха для санитаров после того, как отдал всем обитателям необходимые лекарства [еще одна из моих обязанностей], и крутил пустую баночку от таблеток на столе, когда вбежал растрепанный Генри и взволнованно заявил, что у нас новенький. Я вскочил со стула, который немедленно упал на пол [чего я даже не заметил], бросил короткий взгляд в зеркало [знаешь, я довольно специфично смотрюсь в длинном белом халате] и побежал вслед за сотрудником. Новенького звали Джонатан. Джонатан Диггелтик. И он очень любил розы. Он приветливо улыбнулся и вежливо спросил, нет ли у нас хоть какого-нибудь, желательно небольшого размера сада. Как выяснилось позже, он работал в цветочном магазине. И больше всего любил розы. Он сам выращивал их, где, так и не признался, а читать очередное досье мне было лень. Специально для него мы убрали подвал и купили розы. В основном, белые, он очень вежливо нас об этом попросил. Где-то в углу стояли красные, позади, за целой баррикадой белых – черные. Я не очень разбираюсь в языке цветов, если честно, но мне все равно казалось это немного странным – смешивать черный с красным и белым. Экзотическое сочетание, не спорю, но слишком непривычное. За ним я следил тщательнее всего, потому что из подвала он не выходил. Ни на прогулку, ни в столовую, ни в библиотеку, быть может, взять что-то почитать. Да-да, в нашем «желтом доме» есть библиотека, разве я тебе не говорил?.. Так что и лекарства, и еду приходилось носить в подвал. Джон всегда улыбался, завидев меня, и искренне благодарил за заботу. Знаешь, наверное, он был единственным человеком, которого я не считал действительно больным на голову. Быть может, его поместили сюда потому, что взрослых в приют не отдают, а сам бы он о себе не позаботился? Я не знал причины и не мог понять, хочу ли я их знать. Возможно, это не так уж и важно. Как-то раз я пришел в подвал с подносом и застал цветочника за отрезанием роз. -Что вы делаете, мистер Диггелтик? – чуть удивленно спросил я. Еще один белый цветок упал ему под ноги с тихим шуршанием. -Разве ты не видишь, мальчик мой? – тихо произнес он. Клянусь Мерлином, на губах его в тот момент была печальная улыбка, пусть я ее и не видел. Он раздражал меня. Раздражал только в те моменты, когда обращался ко мне «мальчик мой». Этим он напоминал мне ныне покойного директора Хогвартса. Седого старика, которого мне стоило убить. Я не хотел проводить с ним параллель, но перед глазами настойчиво всплывало воспоминание о том, как я сидел в кабинете, в этом дурацком кресле, а он смотрел на меня и, по-отечески улыбаясь, ласково спрашивал: -Ну, здравствуй, мальчик мой. Может быть, чаю? Или лимонную дольку? Я тряхнул головой и произнес: -Пожалуй, я спросил немного не так. Зачем вы это делаете? -Чтобы другие розы могли прорасти. После этого ответа я понял, что очень жестоко ошибался. Он тоже больной. Всякий, кто был пациентом психбольницы, уже ненормальный, это аксиома. О каких «других» розах может идти речь, если эти цветы пластмассовые? Директор сказал, что у него не хватило денег на настоящие. Не знаю, правда это или нет, но факт в том, что они были искусственными, неживыми. -Но они же… - начал я и не успел закончить. Джонатан перебил меня: -Я знаю, что они ненастоящие. Услышав это, я запутался окончательно. Если он знает, то зачем делает это? -Но я верю, - меж тем продолжил мужчина, - что их белые головы возвысятся, и им хватит места для движения вверх. Не будь у меня в руках подноса, я бы покрутил пальцем у виска, несмотря на то, что уже давно должен был привыкнуть к подобному. Но ошибаться насчет Джона мне не хотелось. Снова сомкнувшиеся ножницы, шуршание. Я опустил глаза вниз. Почти весь пол был усеян отрезанными розами. Вот тебе и «Райский уголок», нечего сказать. Кажется, я тоже скоро свихнусь… Но вдруг голову пронзила дикая мысль. Мысль о том, что ты сам, что наша любовь – это пластмассовая роза. Если их отрезать, они не почувствуют боли, ведь они ненастоящие. Тебя отрезали от мира, лишив жизни, а ты даже не почувствовал боли. Потому что ты – лишь пешка. Герой, грудью вперед, чтобы защитить других. Печально, но правдиво. И наша любовь… Сомкнувшиеся ножницы, шуршание. С ней поступили так же. Ее отрезали, убрали, чтобы дать место другим, другой, чужой любви, не нашей. Поэтому сейчас я один… Поэтому сейчас я стою в подвале психбольницы, удерживая поднос с едой и таблетками… Поэтому я сейчас думаю о них… О цветах… О красоте пластмассовых роз…
Стук клавиатурных кнопок. Какая-то завораживающая музыка в наушниках. В этом есть что-то от твоего нового образа: колючего, хмурого, закрытого от всех. Наушники позволяли создать ощущение, будто рядом кто-то шумит, а ты просто от него отгородился. Даже волоски на руках и спине встают дыбом, как будто чувствуя чужое тяжёлое присутствие, ощущая его дыхание на твоей коже, его навязчивую речь, перекрытую звуком музыки. Как тебе не стыдно, ведь уже час ночи: порядочные мальчики в такое время видят десятый сон. А ты ведь всегда был пай-мальчиком. Признайся: то, что ты сотворил с собой, то, как построил невидимые стены, отгораживающие от тебя всех, даже тех, кто раньше был очень близок, это лишь попытка измениться, показать свою важность, исключительность. Он был прав, не находишь? Ты негодующе поджимаешь губы: музыка не спасает от неприятных мыслей. Внутренний голос ехидно шепчет: «Признай, признай, просто признай…» Ты мотаешь головой и усердно делаешь вид, что ничего не происходит. Для кого? Ты не актер, ты никогда им не был. Сразу вспоминаются закулисные интриги и страх, заставлявший судорожно вдыхать сырой воздух. Чье-то холодное дыхание, щекочущее волосы на затылке, подкатывающий к горлу ком, всхлипы в абсолютной темноте, липкий пот на спине и мурашки по коже. Окоченевшие конечности, неровное дыхание, подрагивающие губы, слезящиеся глаза. -Хватит! – кричишь ты вслух, желая взять под контроль собственные кошмары. Отбросив в сторону наушники, ты уходишь в маленькую ванну, где включаешь воду и смотришь на то, как она бьет струей из-под крана. Это помогает. Ты кладешь очки на бортик раковины, подставляешь под льющуюся жидкость ладони и ждешь, пока наберется достаточное количество. Ополоснув лицо, ты смотришь в зеркало и резко оборачиваешься: в зеркале промелькнула чья-то тень. Когда ты снова смотришь в зеркало, там никого нет. Ты снова опускаешь взгляд на свои руки, собирающие воду в пригоршни. Ты как будто впервые видишь эти тонкие линии, пересекающие ладони справа налево и слева направо; этот рисунок мелких углублений на коже, который создаёт неповторимый узор; и, конечно же, тонкие линии вен на запястье. Если скользнуть тонким отточенным лезвием вдоль этих синих линий и ещё немного провернуть нож, если вены буду выскальзывать из-под него, всё это кончится. Дыхание учащается, как при сексуальном возбуждении, зрачки судорожно расширяются и сужаются… Это все переутомление, решаешь ты и еще раз ополаскиваешь лицо. Поднимая голову и снова глядя в зеркало, ты видишь, как пальцы, опускаясь, чертят кровавые дорожки на твоей щеке. Ты отшатываешься и с ужасом смотришь на свои руки. Нет. На них только вода. Тебе показалось. Рука сама сжимается в кулак и бьет по зеркалу. Хруст и мелкие-мелкие трещины. Какое зеркало по счету, а? Костяшки в кровь, но это приносит странное успокоение, и, надев очки, ты жестоко усмехаешься своему раздробленному отражению. Оно улыбается в ответ. Ты идешь на кухню и безразличным взглядом окидываешь гору посуды в раковине. Лентяй: достаточно одного взмаха руки, и она будет чистой, а ты даже этого сделать не хочешь. Во что же ты превратился? Маленькая люстра, привинченная к потолку, тускло освещала небольшое помещеньице, предназначенное для одиноких трапез, ибо гостей у тебя никогда не было, семья умерла, а домашнее животное сдохло бы от невнимания. Или страха. Потому что, пусть ты и не чувствуешь этого, в квартире навеки поселилась аура зла. Стоит только переступить порог, и сердце невольно сжимается в груди, боясь стукнуть иной раз. Ты просто не чувствуешь, ты привык, ты не знаешь. Ты и не представляешь, что собираешь в этой квартирке со страстью нумизмата, подбирающего любые монеты и потом меняющего его на другие. Вспомни, поройся в закромах памяти. Что ты там найдёшь? Кошмары… Сначала: зелёный свет и хохот, потом – красные глаза и шипение, позже – арка и Сириус. Но постепенно их вытеснили другие: твой отец и Сириус издевательски хохочут над Снэйпом, он оскорбляет Лили, и сердце будто сдавили тисками от боли; его отец грозной тенью навис над ним и замахивается для удара, а может, он будет в плохом настроении и изнасилует мальчишку?.. Ты не знаешь. Но скоро ты поменяешь эти маленькие монетки воспоминаний на другие. Какие? Кто знает, кто знает… Глупышшшшка, дурашшшшшка… Аккуратный, ровно поставленный, квадратной формы стол навевает воспоминания о занятиях, о том, как строгая Декан сидела за ним и проверяла эссе, заданные еще на прошлой неделе. А потом неожиданно поднимала голову и сверлила тебя строгим взглядом через свои маленькие, круглые очки. В очках она казалась более суровой, но ты думал совсем не об этом взгляде с острым разочарованием и легкой укоризной, а о том, что МакГонагал видела в тебе Джеймса Поттера. И наверняка, когда ее глаза застилал туман воспоминаний, она видела рядом не Рона Уизли и Гермиону Грэйнджэр, а Сириуса Блэка и Ремуса Люпина. Пусть они и не были так схожи по внешности, но тот факт, что, как и тогда, перед ней стояли трое, и все трое – гриффиндорцы, заставлял ее невольно вспоминать те годы и тех мальчишек, которые носили гордое звание «Мародеры». Ты всегда считал воспоминания чем-то глупым, ненужным. В них не осталось ничего реального, правда? Все это позади и никогда больше не вернется, не напомнит о себе, так ты считаешь, верно? Неужели никогда не думал, что прошлое еще аукнется? Ты подходишь к буфету и извлекаешь оттуда бутылку огневиски. Обычно ты меняешь внешность, когда идешь покупать его, но сейчас не стал. И они шарахались от тебя в стороны. Конечно, они ведь думали, что ты мертв, что пал еще в той роковой битве, что умер вместе с Вы-Знаете-Кем. Как глупы все эти черточки. Кажется, их было только двое: тех, кто не страшился звать его так, как тот себя окрестил – Темный Лорд или Лорд Волан-де-Морт. В итоге все это было лишь представлением на публику. Отвратительный спектакль, затянувшийся на семь лет. И все одни и те же реплики: -Ты проиграешь. -Как ты наивен! -Опять ничья. -Мы еще встретимся, Гарри. И как зрителям это не надоело? Лично тебе становилось так противно от этих заезженных фраз, отдававших очередной встречей двух заядлых игроков в «дурачка»… Граненый, пузатый стакан с янтарной жидкостью пока не поднесен к губам, ты лишь играешься с ним, крутишь с помощью магии так, чтобы ни одна капля не оказалась за гранью. Наконец, сделав первый глоток, ты подпираешь рукой щеку и смотришь в стену. Взгляд застилает туман, схожий с опьянением, но имеющий совсем другую природу. Как ты не знаешь? Гарррри… Глупышшшш… Если зрачки так конвульсивно меняют свой диаметр, создаётся ощущение расфокусировки… Как у загнанной жертвы, смотрящей в пасть тихо рычащего хищника. Ты ведь знаешь это чувство, липкой тяжестью ползающее от сердца к желудку, от желудка к разуму и обратно. Ты помнишшшь, малышшшш? Ты помнишшшь. Как ты смотрел в эти глаза, а сердце разрывалось на миллиарды мельчайших частиц, переполненное этим чувством… Надо ложиться спать, но… И вдруг ты слышишь шум у двери. Резко повернув голову, ты вглядываешься в темноту, которую не может разогнать ограниченный свет люстры. И вот тебе кажется, что ты видишь чей-то силуэт, как вдруг раздается пение. Голосок очень тонкий, чуть дрожащий и совсем тихий. Ребенок? Откуда у тебя в квартире ребенок? «Если ты увидишь на небе звезду, Значит, я наблюдаю за тобой, Значит, я помню о тебе, Значит, я люблю тебя…» Что за глупые слова? В них нет никакой логики. Ты хмуришься и подходишь к двери. Там и правда сидит маленькая девочка с длинными, завязанными в хвост черными волосами. Короткая челка закрывает глаза. На ногах ничего, кроме джинс, на теле – только белая водолазка. На вид ей лет семь-восемь. -Кто ты? – присев на корточки, интересуешься как бы невзначай. -Лили, - в груди болезненно сжимается сердце, ты закусываешь губу. -Чья это песня? -Эту песню пел бы мне папа, если бы ты его не убил, - в детском голоске слышится злоба. Ты удивлен: -Папа? Я никого не убивал! -Авада Кедавра, Гарри, - растягивая последнее слово, шипит девочка и поднимает голову. Тебя передернуло, в горле мгновенно пересохло: у нее красные глаза. Как у… Мелькает зеленая вспышка, ты вскидываешь руки, словно пытаясь защититься от проклятья, от заклинания, которое впервые почувствовал на себе всего лишь в год, и кричишь: -Нет! Ты ведь не знаешь этого ощущения, а малышшш? Для тебя Авада никогда не была неожиданностью. Ты не знаешь этого ужасного ощущения, когда неизвестность сковывает мышцы параличом, а разум страхом и надеждой. Ты не знаешь тех секунд, когда перед глазами проносятся все грехи: прошлые, настоящие и потенциальные. Да, глупышшш? Ты не знаешь, каково это: чувствовать себя всего лишь лишним свидетелем, без души и права голоса. Лишним куском живой плоти, которая через секунды начнёт твердеть и коченеть, а через дни уже разлагаться, становясь подножным кормом. Да, Гарррри? Когда открываешь глаза, которые, сам того не понимая, успел закрыть, перед тобой все та же стенка, напротив которой ты сидел со стаканом огневиски. Последний разбит, его осколки лежат на полу, а янтарная жидкость поблескивает в тусклом свете люстры. Взмахом руки ты отправляешь осколки в мусорку, а лужицу высушиваешь. -Дочь Волан-де-Морта. Ну и приснится же такое! – ты встаешь со стула и идешь в свою комнату, к компьютеру, заливисто смеясь. В абсолютной тишине темной квартирки этот смех казался каким-то надтреснутым, неестественным, истеричным, но ты не обращал внимания. Признайся: это просто способ снять нервное напряжение. Ты ведь сейчас опять сядешь за компьютер и будешь доводить себя до состояния, когда ничего снится уже не может, правда? Ты боишься своих ночных кошмаров, боишься темноты, из которой могут выступить самые жуткие из них, желая забрать твою жизнь взамен на свое спокойствие. Страх скользит по всему твоему телу, мягкой холодной лапкой перебирая все позвонки, сжимая все мышцы. Ты чувствуешь, как к горлу подкатывает ком. Нет, не слёзы и не тошнота. А просто чья-то рука предотвращает поступление кислорода к лёгким. Ты чувствуешь это первобытное оцепенение кролика, глядящего в глаза удава, который уже сжимает свои кольца. Ты чувствуешь, как на лбу проступает пот и стекает к глазам, застилая всё плотной пеленой. Ты так беспомощно омерзителен, Поттер. Ты выжил, но ты всегда был трусом, и поэтому не смог побороть себя, свою психику, своё «оно»… Наушники снова закрывают уши, ты чуть покачиваешь головой в такт музыке и снова что-то печатаешь. И ничто не сможет отвлечь тебя от разглядывания монитора. Ни плохие воспоминания, ни странные девочки с красными глазами, ни странные галлюцинации от переутомления в зеркале, ни навязчивые идеи. Все это не имеет значения. После одного очень личного вопроса на форуме ты отходишь от компьютера, сняв наушники, и подходишь к окну. Рука касается холодного стекла, глаза смотрят куда-то в небо. За окном темно, лишь звезды тускло светятся на темно-синем полотне. Как назло, вспоминается песенка этой девчушки из сна. Но ведь все это только сон, заставший тебя врасплох, не так ли? Эта улица всегда тебя пугала. Потому что на ней нет фонарей. И ночью начинает казаться, будто все поглощено тьмой: и люди, чей веселый смех слышен даже сквозь толстое стекло, и дома, которые можно увидеть из этого самого окна (только в то время, когда светло), и маленькая детская площадка, на которой с самого утра играют в «резиночку», салочки и другую чепуху, которой тебе так не хватало в детстве. Простого общения, понимания… Все, что входит в этот список, как бы затерто это ни звучало, можно перечислять до самого рассвета. Впрочем, если это поможет снять с сердца тяжелый камень, который зовется прошлым, если это поможет избавиться от боли, если поможет забыть все кошмары, что терзают по ночам… Если, если, если… Сплошные «если». Сплошные если… и ни одного ответа на них, ни одного изъявительного наклонения вместо сослагательного. Вся твоя жизнь – сплошное недоразумение с «если бы» да «кабы». Ты сам – одно трусливое, ничтожное недоразумение, не имеющее право выбора. Ты – тварь дрожащая. Ты – липкое, приторно-сладкое ощущение гниения на сочном яблоке. Ты – всего лишь часть плесени. Ты – гнилостная бактерия, пожирающая вместо трупа свой ужас. Раздается звонок в дверь, и ты невольно вздрагиваешь, выплывая из реки своих мыслей. Кто бы это мог быть, ты ведь не ждешь гостей, у тебя их никогда не было. Все тело напрягается, по позвоночнику бегут мурашки. Все это могло бы напоминать тебе дешёвый триллер, если бы ты когда-нибудь смотрел их. Наверное, кто-то по пьяни спутал этажи и теперь звонит не в ту квартиру. Даже самые настойчивые не выдерживают больше пяти минут и уходят. От каждого звонка становится все тяжелее, все страшнее. Что это с тобой? Ты же знаешь, это просто какой-то пьяный. Проходят отсчитанные пять минут, снова становится тихо, и ты успокаиваешься. Однако буквально через три минуты звонок повторяется. Ты хмуришься и злобно смотришь в проем двери своей комнаты, будто там кто-то стоит, кто-то, виновный во всем этом. Но все это только бравада, как в былые школьные времена. Сердце громко стучит, дыхание становится неровным, отрывистым, и руки против воли начинают дрожать. На негнущихся ногах ты встаешь и опять идешь к двери. Это абсолютно точно какой-то пьяный, и ты сделаешь большую глупость, если откроешь дверь. Во всяком случае, ты безуспешно пытаешься убедить себя в этом. Стекло очков соприкасается с глазком, когда ты в него заглядываешь. Никого. Хм, довольно странно, не находишь? Разозлившись на себя за то, что оторвался от компьютера ради того, чтобы поглазеть на пустой приквартирный коридор, ты разворачиваешься с намерением вернуться в комнату. Но не успеваешь ты сделать и шагу, как снова раздается звонок в дверь. Ты взбешен и больше раздумывать не собираешься: повернув ключ, ты рывком открываешь дверь и выкрикиваешь: -Какого… - в прежние времена ты бы крикнул «Какого Мерлина», теперь же «Какого черта», но какая разница, ведь закончить восклицание тебе все равно не удалось: на пороге стоял… Северус. Лицо стало бледным, как полотно, ты отшатнулся, не желая верить своим глазам. -Здравствуй, Гарри, - его глаза, как и прежде, темны, словно ночь, но тогда это не пугало тебя так, как сейчас. -С-Северус? – заикаясь, произносишь ты. С призраками нельзя долго вести светские беседы. Никто не знает, что у них на уме. Или на том, что его заменяет. Снова холодная липкая лапка ужаса пересчитала все позвонки, все рёбра и пощекотала горло. Ты знаешь: не смотреть призракам в глаза. Но эти очи чёрные так манят, так притягивают. В молчании до тебя доносится какая-то глупая песня, почти что бред горячечного больного: «Очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и опасные…» Опасные. Хищные. Мёртвые. Непредсказуемые. Опасные. -Да. Решил вот заглянуть к тебе, как приличный человек. Аппарировать-то я уже не могу… Зато есть силы нажать на кнопку звонка, я долго стремился к тому, чтобы иметь возможность прикасаться к предметам. Ты все дальше отступаешь, не замечая, что дверь остается открытой. И правда: призраки не могут аппарировать. Собственно, зачем им это? Ты не отвечаешь, и Северус, со своими обычными вкрадчивыми нотками, продолжает наступать: -Как ты поживаешь? Все говорили, что ты мертв. Как видишь, я не умер до конца, я остался здесь, чтобы всегда быть рядом с тобой. Но ты скрылся от них. Я тоже стремился не попадаться на глаза. У меня было много врагов, и моя смерть совсем не значила великое всепрощение с их стороны. -П-понимаю, - не до конца подчинив себе речевой аппарат, ты продолжаешь отступать, постепенно приближаясь к своей комнате, где мягкий свет лампы поможет избавиться от этого внезапного кошмара, пожелавшего войти через дверь. -Но однажды я увидел тебя на улице. Знаешь, наблюдать за людьми – дело довольно интересное, если бы только они не были похожи на сонных мух. Или, наоборот, на перевозбудившихся зверей. Человек ведь, по сущности своей, зверь, хищник. И я решил проследить за тобой. А ты изменился, Гарри, стал совсем другим… -Хочешь жить – умей меняться, - исковеркав довольно знаменитое выражение, дерзко ответил ты, усаживаясь на стул рядом с компьютером. К сожалению, лампа не помогла… -Но это немногое меняет, - ухмыльнувшись, ответил зельевар. – Скажи, Гарри, ты не врал, когда мы были вместе? Ты говорил мне правду? -Да, - не совсем понимая, о чем речь, но не собираясь спорить, кивнул ты. -Значит, ты все еще хочешь ощутить мои губы на своих? Все еще хочешь, чтобы я ласкал тебя везде, где только могут коснуться мои руки? Ты говорил, что хочешь чувствовать то, что ты чувствовал от этих прикосновений, вечно… Призрак коснулся рукой твоей щеки. Тебе показалось, будто к щеке приложили пакет льда, лежавший в морозилке под температурой минус пятьдесят по Цельсию с месяц или два. Призрачная рука спустилась к шее и задержалась на ней, словно пытаясь просчитать пульс. Ты громко сглотнул. Настольная лампа мигнула и погасла. Холод и тьма. Холод, тьма и сырость в конечном итоге сводят человека с ума. Но тебе это уже не грозит. Ты уже давно и бесповоротно спятил. Ты в бреду. Тебе нужен этот холод, да, Поттер? Ты жить без него не мог когда-то. Ты не знаешь, но если это прикосновение прервётся, ты уже не сможешь склеить осколки своей психики, ты больше никогда не станешь единым целым. Уж лучше умереть, да, Поттер? Ты же у нас не боишься смерти… Ты боишься безумия. Бывший профессор Зелий, кажется, был удивлен: -Что же ты, Гарри? Неужели тебе неприятны мои прикосновения? Ты молчишь, испуганно глядя на него. -Ты говорил, что будешь вечно любить меня, что будешь всегда со мной, чтобы ни случилось, какие бы обстоятельства ни разлучили нас… Разве смерть – это не обстоятельство, а, Гарри? Обстоятельство, мысленно соглашаешься ты. Но все тело словно парализовало, и ты не можешь сказать ни слова, не можешь даже пошевелиться. Что с тобой? Соберись. Соберись сейчас же, ты же помнишь заклинание, которое гонит прочь духов, ты помнишь! -Видимо, тебя заботило что-то другое, раз ты «забыл» умереть вместе со мной. Что ты молчишь, скажи хоть слово, я так давно не слышал твой голос. Он говорит обманчиво ласково, а ты судорожно соображаешь, перебирая в голове все заклинания, которые когда-то изучал и слышал: Акцио, Круцио, Вингардиум Левиоса, Фэрэвэрто, Сектусемпра, Риктусемпра, Мобиликорпус… Мерлин, все не то! -Не хочешь? Может, ты охладел ко мне? А я так долго думал о тебе, все ждал, вдруг ты хоть раз позовешь меня во сне… Алохомора, Диффиндо, Инсендио, Экспелиармус, Экспекто Патронум… Мерлин, чего же он от тебя хочет? Так и хочется закричать это прямо в его призрачное лицо… -Я ждал, пока с твоих губ, в порыве грусти, сорвется мое имя. «Такое же холодное, как я сам», как ты любил говорить, если злился на меня… Ты улыбнулся. Ты действительно был слишком вспыльчивым тогда и часто грубил ему. А ведь он терпел, слышишь, терпел… Лицо Северуса искажается от злобы: -Но теперь я заберу тебя с собой, хочешь ты того или нет! Его руки сжимают твою шею, ты чувствуешь холод и недостаток кислорода. Тело напрягается, ты скребешь ногтями по шее, тщетно пытаясь схватить и оттолкнуть, убрать препятствие. Вот теперь, глупышшшка, ты начал бояться смерти. Да, Поттер? Ты ведь боишься. Ты судорожно сглатываешшшь. Ты отчаянно пытаешься вдохнуть. Твои глаза бешено мечутся от стены, к полу, к потолку, к окну. Дурашшшшка. Ты не думал, Поттер, что есть силы более страшные, чем Волдеморт? Что есть то, что совсем не подвластно тебе. Что не связано с тобой никакими пророчествами, никакими идиотскими нитями судьбы. Ничем. Кроме твоего предательства, Гарррри. Ты бесполезный кусок биологической массы, тварь дрожащая, примитивное одноклеточное. Все твои реакции заранее предсказуемы: ты не будешшшшь извиняться, ты будешшшшь сражаться. Но, Поттер, сражаться уже не с чем. Ты же псих, ты забыл? А наше племя не может бороться. С собой. Поэтому ты проиграешшшшь, Потти. Прохрипеть «За что?» ты уже не успеваешь, перестав сопротивляться и навеки закрыв глаза. И в комнате был слышен только тихий смех безумца…
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Беллатрикс Блек , припрятанные?.. Любопытно... 
Мне так нравится... ...для меня happy end'а достаточно! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума